В Бирюк - Обязалово
И, гордо задрав голову, придерживая двумя пальчиками подол длинного платья, а в другой руке - белоснежный вышитый платочек, оне-с изволили удалиться. Даже взглянуть... бегают тут всякие... букашки-мурашки.
А вот прислужницы её обозрели меня внимательно, пошушукались и похихикали. Что и привело меня в чувство. Как раз, чтобы услышать:
-- Скарбник, забирай к себе, да выкупи у них.
-- Княже! Пребывая в глубоком восхищении и нижайшем почтении, дозволь преподнести тебе в абсолютно безвозмездный дар сии, столь порадовавшие сердце твоей высокородной сестрицы, предметы женского обихода. Ибо милость твоя сама по себе наполняют сердца наши с батюшкой неизъяснимой радостью и благорастворением паче металлов презренных и камней драгоценных.
Какой бред я несу! Хотя здесь это общепринято. Нормальный в дурдоме - псих.
Роман пожевал губами. Всё накопившееся за время бесед с женой и сестрой раздражение выплеснулось одним словом:
-- Идите.
Я судорожно подскочил к столу, собрал, начавшие вдруг раскатываться по столу цацки, в платочек, с третьего раза попал в горловину мешочка, затянул завязочки, пятясь задом и кланяясь чуть не наступил на Акима, вывалился наружу...
Катастрофа. Крах всем планам и поползновениям. Князь отказался взять подарок. Это означает отказ от отношений. Не сексуальных или дружеских - на это-то плевать. От отношений - "старший-младший". Тех самых, в которые укладывается и весь вассалитет.
Твоюмать! И ржавый якорь в задницу! Я не знаю, с какого... у него дурное настроение. Может - съел не то, может - жена не дала. Но боярства Акиму он не даст. Полный пи. Все три-четырнадцать-пятнадцать. И вся последующая... иррациональность.
Князь отказался подтвердить боярство, мы теперь просто... "русские люди". То есть: "дерьмо обыкновенное". Вернее всего, Рябиновку отдадут другому. Более для пресветлого князя любезному.
Тогда... только бечь. "Новая метла - по-новому метёт" - русская народная мудрость. Меня - выметут. Или - поломают как прутик. И людей моих... постройки... новизны всякие...
Погано-то как!
Аким был тоже расстроен. Но, в самом начале разговора, когда я "стянул одеяло на себя", он отдал мне ответственность. Теперь... он просто ждёт - как я буду выкарабкиваться из этой выгребной ямы с золотишком, куда я сам всех и затащил. А я не знаю как! Даже мыслей...
Монархия - власть монарха. Как он решит - так и будет.
Этот... придурок-рюрикович... решил так, что прогрессизм на Руси в моём лице... накрылся медным тазом. Тут я такой весь... со всеобщим светлым будущим, непрерывно свербящем в заднице... а мне по головушке... бздынь.
Нет, конечно прогрессировать можно и без вотчины... или где-то в другом месте начать... У-у-у... Как нехорошо.
Сквозь толщу безбрежного пессимизма, сквозь "полную задницу", сквозь "всё пропало"... - начала расти злость. Ещё бессмысленное, не сформулированное, но очень острое желание сделать назло, как-то взпзд...ся, как-то... уелбантурить "их всех".
"Чтобы помнили" - не только телепередача, но и злобное душевное пожелание.
Я обратил внимание на враждебность поклонов, которыми Аким обменялся с княжьим казначеем-скарбником. Идя за ним следом, одними губами уточнил:
-- Вор?
-- Жмот.
Как там евреи говорят? "Спасибо тебе, господи, что взял деньгами". Будем поступать... божественно. Где мой Николай? А, вижу - полотно местным втюхивает. Иди-ка сюда, приказчик недобоярский.
В каморку к скарбнику набилась куча народа - Яков с мечом, Сухан с копьём, Николай с встревоженным взглядом. Ещё несколько местных бояр, включая того, в ком я предположил Демьяна-кравчего, "Будда"-Гаврила, пара-тройка слуг...
Скарбник недовольно фыркал, но, достав чашечные весы, начал взвешивать золотишко, добавляя и снимая гирьки. Золото княжны он не отделял, всё шло чохом.
-- На тридцать три с четвертью гривен кунами.
И начал ссыпать украшения в платочек. От такой наглости Николай завёлся даже без моего пинка:
-- Да шо ж ты такое говоришь! Да где ж это видано! Да ты очи-то разуй! Тама же одних самоцветов! Да ты ослеп старый!
-- Чего?! Ты с кем холоп поганый разговариваешь?! Да я тебя сейчас плетями! Эй, слуги! Вывести невежу да вложить ему...
-- Отставить! Всем стоять! Не трожь его!
Слуга, кинувшийся хватать и тащить Николая, замер над ним в неудобной позе. Наконечник рогатины Сухана прижался к его щеке возле глаза. Яков, уныло разглядывающий уже обнажённый меч, объясняющее сообщил "Будде":
-- Живой мертвец. Вежества... никакого. Души-то нет. Волхвы вынули.
Аким подтверждающее покивал:
-- Ванечка-то... добрый мальчик, христолюбивый. Там у нас недалече поганище было. Так он туда сходил.
-- И чего?
-- Дык... всё. Мы тама теперя глину берём.
Я тут - пролетариат навыворот. Пролетариям нечего терять кроме своих цепей. А нам наоборот - боярскую цепь или гривну - не дают. Ну, тем для вас же хуже.
-- Николай, уймись. Дядя пошутил. Цена этим цацкам по весу да по камням - полста гривен. Но это если их на торг выносить да продавать россыпью. А они сведущими людьми вместе собраны. В один...
Как это сказать по-русски? Гарнитур? Комплект?
-- В один набор. В несколько цельных наборов. От этого - вторая цена. Прикрасы эти - память самой великой русской княжны, Елены Ростиславовны. Они ей дороги. От этого третья цена. Господин твой сказал: купи. Не "посмотри", не "поторгуйся" - купи. От этого четвёртая цена. Итого: 200 кунских гривен.
Из бородатых анекдотов:
"Лейтенант-полицейский такому же сержанту на трассе:
-- Я тебя сюда поставил не складывать и умножать, а отнимать и делить!".
А вот я все четыре арифметических действия знаю: умножение произведено, переходим к отниманию.
В помещении установилась гробовая тишина. Николай начал медленно расплываться в восхищённой улыбке. Скарбник потряс головой, будто отгоняя приснившийся кошмар.
-- Сопля охреневшая. Да ну! Чего я тут попусту время трачу.
Он повернулся к Акиму:
-- Ты цену слышал. Давай по рукам, и я велю серебро нести.
Аким тоже расплылся в улыбке:
-- Как был жмотом - так и остался. Золото - его, и цена - его (он кивнул в мою сторону). С ним и руки бей. А мне нельзя - у меня пальчики больные (он поднял на всеобщее обозрение свои перебинтованные сожжённые в пытках руки). Так-то, милок.
-- Я... я... Я тебе не "милок"! Я сюда князев скарб беречь поставлен! Ишь ты - четыре цены! Хрен тебе! Накось выкуси!
В крайнем возбуждении он сунул по нос Акиму кукиш и потряс им. Потом повторил процедуру перед моим лицом. Я несколько отстранился, внимательно оглядывая предложенный для моего пропитания фрагмент скарбникова тела. Потом открыл рот и, со зверским выражением на лице, начал примеряться. Тот отдёрнул руку и в испуге спрятал её за спину.