Олаф Бьорн Локнит - Песчаные небеса
– Я был прав, – на ходу говорил Мораддин. – Джафир посылает своим людям приказы без слов, а они почему-то безоглядно подчиняются ему. А молния из пальца?..
– Кром! И все из-за вашего гномского горшка! – Конан резко остановился, скинул шейха с плеча и, ухватив его за волосы, стукнул затылком о плиты, которыми была выложена садовая дорожка. Джафир выдавил короткий, тихий стон и потерял сознание. И тут же бежавшие на помощь повелителю зуагиры как подкошенные повалились на землю. В саду воцарилась ночная тишина, не нарушаемая ни единым шорохом.
– Хорошо придумал, – одобрил полугном действия Конана.
– Хм, а те… э… козявки ему все ж таки снились? – киммериец озадаченно взъерошил спутанные волосы.
– Выходит, что так, – согласился Мораддин. – Джафир сейчас в обмороке, и поэтому все его люди делают то же самое, не получая приказов от господина. И поскольку в таком состоянии люди обычно снов не видят – никаких тебе чудищ!
* * *
Конан вслепую пробирался вслед за Мораддином, уверенно идущим в кромешной тьме туннеля, прорытого некогда песчаным равахом. Придерживая болтающуюся голову Джафира, Конан думал о том, что наконец-то запутанная история с сокровищем джавидов близится к концу.
«Ну вот, отдадим кувшинчик Ниоргу, он превратится в рыжего бородатого ублюдка, вроде пройдохи Алвари, пожмет мне руку и скажет…»
Неспешное течение мыслей Конана прервал странный звук: шлепанье босых маленьких ножек по плотно слежавшемуся песку.
– Мораддин, – киммериец тронул полугнома за плечо, – ты слышишь?
– Что?
– Сзади кто-то идет. Босиком…
Мораддин остановился и прислушался, но в подземелье по-прежнему стояла мертвая тишина.
– Показалось, что ли, – пожал плечами Конан. Но вскоре снова был готов поклясться, что за ними крадется, или ребенок, или женщина. Киммериец не стал спрашивать Мораддина, остановился и почти сразу в его спину ткнулись вытянутые руки идущего в темноте. Конан быстро ухватил тонкое запястье и без труда узнал приглушенный, испуганный крик.
– Мирдани? А ты что здесь делаешь?
– Мне страшно, Конан! – пролепетала девушка.
– Еще бы! – усмехнулся киммериец, все еще крепко держа ее за руку. – Нечего по подземельям шляться!
– Советую не задерживаться, – послышался из темноты голос Мораддина. – Тем более, что мы почти уже пришли.
– Держись за меня, – сказал Конан, кладя руку Мирдани на свой пояс.
Справа показался тусклый мерцающий свет, и, зажмурившись с непривычки, Конан разглядел вислоухий силуэт джавида с факелом в руке.
– Идут! – радостно заверещал он, подбежал к Мораддину и, взяв его за руку, вывел из туннеля в ярко освещенный зал. Тот самый, где Конан дрался сперва с джавидами, освобождая Самила, а потом с человеко-ящером, убившим предателя. Теперь карлики отнеслись к киммерийцу более терпимо, но неприязни своей не скрывали, молча расступаясь перед высокорослым северянином, несшим на плече то ли мертвого, то ли спящего зуагирского шейха. За варваром, крепко вцепившись в его широкий пояс, семенила девушка с застывшим выражением брезгливого ужаса на лице. Кое-кто из джавидов узнал в ней бывшую пленницу, и по залу прокатился удивленный шепоток.
Навстречу им выступил Ниорг и остановился, ожидая. Конан, нарочито небрежно сбросил Джафира, подтолкнул к нему Мирдани и, повернувшись к напряженно замершему Ниоргу, развел руками.
– Вот, – сказал варвар. – Принимай работу.
Ниорг, быстро окинув Конана с ног до головы мятущимся взглядом, осторожно спросил, пытаясь подавить нетерпеливую дрожь в голосе:
– Нейглам… Где?
– А! – хлопнул себя по бедру киммериец. – Мораддин, где ты там? Горшок у тебя, или потерял?
На Ниорга было жалко смотреть – толстые губы крупно дрожали, руки теребили складки коричневого одеяния, и когда Конан позвал Мораддина, он порывисто обернулся и чуть не умер на месте, услышав, что Нейглам могли потерять.
Полугном, бросив на Конана испепеляющий взгляд и получив в ответ белозубую мальчишескую улыбку, подошел к Ниоргу и, тронув его за плечо, сказал:
– Не обращай внимания на этого дикаря. Мы выполнили свой долг. Вот оно, сокровище рода Нирафа, Великий Нейглам.
Мораддин бережно вынул из-за пазухи кувшин и передал его Ниоргу. Киммериец отвернулся, чтобы не расхохотаться при взгляде на торжественно-величавую гримасу старого джавида, принимающего свой пресловутый кувшин из рук не менее серьезного коротышки, и тем самым снова не оскорбить и без того обидчивых волосатых карликов.
Мирдани, держа на коленях голову брата, смотрела на церемонию с открытым ртом, но ничего не понимала, и оттого происходящее казалось ей неким неизвестным и враждебным людям колдовским обрядом.
Джавиды молча сгрудились вокруг своего старейшины, не осмеливаясь и слова проронить, а Ниорг, подняв над головой Нейглам, провозгласил:
– Братья! Настал день, когда род наш сбросит проклятие, тяготевшее над нами три десятка лет! Враг наш повергнут неизвестным героем, а Нейглам возвращен киммерийским варваром по прозвищу Конан… – тут Ниорг почему-то запнулся и покосился на вытянувшегося точно в строю Мораддина, – … и потомком гномов, что носит человеческое имя Мораддин!
«Спасибо, не забыли скромного, простого и доброго парня по имени Конан, – картинно раскланиваясь и изо всех сил пытаясь не улыбнуться, подумал киммериец. – Честное слово, сейчас заплачу…»
Дальнейшее стало совсем ему не интересно, ибо Ниорг пустился в описание трагических событий, постигших его род, удвоив велеречивость и излагая до тошноты надоевшую варвару историю с новыми душераздирающими подробностями. По словам старого джавида выходило, что, оказывается, и Дуалкама, и сыночка его Дагарнуса породил никто иной, как сам Сет в порочной связи с Нергалом, исключительно дабы насолить роду Нирафа; что сии злыдни долго искали, как попортить мирную патриархальную жизнь незлобивых трудяг-гномов, ну и так далее…
Конан посмотрел на Мирдани – она привела в чувство своего буйного братца и освободила его от пут, теперь они тихонько ворковали между собой, причем в голосе девушки слышались недовольные, обвиняющие нотки, а Джафир неуверенно оправдывался. Делать киммерийцу сейчас было совершенно нечего, и он, подумав, что забыл, когда спал в последний раз, присел на пол возле стены и прикрыл глаза. Под нудные, шепелявые речи Ниорга варвар слегка задремал и совершенно не заметил, что джавид называет в своем рассказе вовсе не те имена, что в известной Конану истории, а вечно невозмутимый и сдержанный Мораддин как-то странно пошатывается, нашаривая рукой опору и смотрит на Ниорга так, словно видит перед собой живое воплощение Митры. Отступив к стене, возле которой пристроился киммериец, полугном медленно опустился на пол, обхватил колени руками и уткнулся в них лицом. А Ниорг продолжал размеренно и гордо вещать, пристально глядя на Мораддина и потрясая над головой Нейгламом.
