Сергей Радин - Стража
— Я тебя правильно понял: мне нужно прорубаться сюда?
Мог и не спрашивать у Ниро очевидного. Его самого слишком явно тянуло за эти ветви без конца и начала, так тянуло, что он мог определить своё состояние одной фразой: "Мне туда необходимо".
Длинный меч здесь точно не подходил. Пришлось сунуть его назад, за спину, поскольку в ножны набедренного он до конца не входил.
Взмах — и первый удар (с перепугу показалось) прогрохотал на всё безмолвное кладбище, а листья зашелестели так ошарашивающе громко и твёрдо, словно сопровождали падение дерева. Вадим застыл и не шевелился, пока не стих последний потревоженный лист.
— А, всё равно себя обозначили, — пробормотал он, прислушиваясь и резко кидая луч фонарика по обе стороны тропинки.
Кажется, никто не подкрадывался, не прятался за поворотами. Сейчас Вадим доверял больше чутью и слуху Ниро, чем себе.
— Гавкнешь, если что, — попросил Вадим, присев на корточки перед Ниро и собираясь обнять его.
Пёс от ласки уклонился, и Вадим понял его: нашёл хозяин время. Но хозяину до отчаяния надо было прикоснуться к живому, и ладонь он всё-таки положил на холку Ниро.
— Вот теперь всё. Начали.
"Чтобы пробиться через этакую стену, надобно определённое состояние души, — размышлял Вадим. — Что-то вроде ярости. Нет, слишком сильно. И кратко. Ярость слишком долгой не бывает. Тут нужно чувство на смеси упорства и ярости. О! Мрачная остервенелость. Итак, я с мрачной остервенелостью прорубаю себе ход к некоему месту, где меня ждёт Кубок. Может, зря я думаю, что поэзия — моя стезя? Может, я писатель… Наивняк, как выразился бы дня два назад Славка Компанутый — ныне жрец из волхвов Всеслав. Вот открутит тебе башку Шептун-Деструктор, бросит её играючи-то, и куда башка твоя полетит, там и будет стезя твоя… Чего это мне смешно-то как не вовремя? Это я такой уверенный, или у меня истерика? Эй, заткни свою истерику! Я сейчас должен быть мрачным и остервенелым! Вот так! Вот так! Набычил морду, нос вперёд — и!.."
И вывалился на какие-то каменные плиты.
Последний замах оказался слишком сильным. Конечно, Вадим не подозревал, что впереди всего лишь склонённые с двух сторон ветви деревьев да стелющиеся по земле пышные лозы шиповника. Правда и то, что грубые каменные плиты, на которые он едва не упал, не встретив сопротивления удару мечом, под лучом фонарика редко отстояли друг от друга. Некоторые из плит с трудом угадывались под травой, да и тот же вездесущий шиповник ревниво прятал их в зарослях.
Рядом чихнул Ниро. Он выбрался из чащобы вслед за хозяином, и, наверное, сладкий, маслянистый запах шиповниковых роз и заставил его чихнуть.
— Вот именно, — прошептал Вадим и направил свет дальше.
Каменные плиты он угадал, потому что встал на твёрдое. Впереди будто приникла к земле небольшая площадка, видимо из-за тех же плит неровно заросшая пышным кустарником. Кусты росли как-то под уклон: чем дальше, тем ниже. И совсем уж склонялись перед странным нагромождением, похожим на развалины огромного когда-то дома.
— Кажется, нам сюда? — неуверенно спросил Вадим не то самого себя, не то Ниро. Сердце вдруг словно заторопилось куда-то, и он прижал ладонь к груди. — Больно… Ничего себе… Я всё-таки волнуюсь. А казалось, всё нипочём… Ниро, как ты думаешь, твой хозяин не слишком болтлив в последнее время?
Пёс не ответил ни взглядом, ни движением. Он насторожённо смотрел на развалины.
— Будем считать, что моя болтовня — результат постоянного стресса и защитная реакция на неадекватные проявления действительности, — решил Вадим и усмехнулся про себя. — Эк, как загнул умно-то! Ладно, Ниро, хватит разговоров. Шагаем дальше? Шагаем!
И они зашагали. И скоро стало ясно, что каменные плиты опоясывают холм-развалюху, и, несмотря на грубую поверхность, многие неплохо сохранились, чтобы попытаться по ним пройти вокруг странных руин.
41.
И всё так узнаваемо… Ни ночь, скрадывающая точные линии, ни заросли, старательно захватывающие даже намёк на свободную землю, ни сами развалины не помешали "узнать" кладбищенскую часовню.
— А я помню, — нерешительно сказал Вадим. — Я помню это место. Мы просто с другой стороны пришли. Надо обойти, и там будет дверь.
Он попытался яснее представить, как выглядело здание целым. Вспоминалась почти квадратная постройка с четырьмя выступами, лестница в верхний маленький храм, где отпевали усопших. "Вот, наверное, остатки лестничных плит. Кому надо было уничтожать часовенку? Оставили бы как образец исторической архитектуры… — Вадим потёр скулу. — Да, точка зрения сверху вниз. Мне-то удобно философствовать на такие темы, а во времена разрушителей часовня, небось, считалась вопиющим символом мракобесия…" И всё-таки у одного из приделов должна быть дверь в нижнюю часть храма.
Огромная плита вросла в землю, и пришлось её хорошенько раскачать и завалить в другую сторону. Потом пришлось вырубить несколько кустов. Замаскированная ими дверь не хотела открываться, пока Вадим не использовал короткий меч в качестве сапёрной лопатки, осторожно убирая внизу двери многолетний дёрн — сплошную плетёнку из жёстких суховатых корней. И, наконец, пришлось поднатужиться, приподнимая дверь: что-то с петлями не так, а может, и сама дверь закаменела со временем. Но только Вадим снова взмок так, что даже ржавая дверная ручка скользила в ладонях.
Оказывается, усилия приложены не зря. Дверь неожиданно легко задвигалась в обе стороны, и человек с собакой вошли в нижний храм.
Подземелье. Наверное, именно оно не самым лучшим образом повлияло на Ниро. Не успел Вадим спуститься, как пёс ухватил его за штанину, и с минуту хозяин чувствовал себя полным дураком, не понимая, чего добивается собака. С трудом, но дошло. Ниро требовал закрыть дверь.
— Зачем? Мы же быстро. Найдём Кубок — и…
Пёс вполголоса что-то проворчал. Вадиму показалось, Ниро обозвал его по-своему, по-собачьи. Или, вполне возможно, обругал.
Луч фонарика высветил что-то вроде засова. Вадим с натугой задвинул его.
— Ну, что? Доволен? Надо же — пёс, страдающий манией преследования!.. Ладно, не обижайся.
Вместо ответа пёс побежал вниз и пропал в неподвижном омуте тьмы.
Помогая себе фонариком, Вадим спустился по каменным ступеням, искрошенным от времени. Вынырнувший из темноты Ниро едва не напугал его.
Обычно, "помнил" Вадим, нижний храм получал небольшой, но достаточный свет из полуподвальных оконцев, а полностью озарялся огнём свечей. За давностью лет оконца скрылись под землёй и под обломками верхнего храма. Сегодняшняя луна, в чьей-нибудь квартире высветившая каждый уголок, пробиться сюда, в подземелье, не могла.
