Вера Чиркова - Западня
От невыносимого горя и вскипевшего в душе гнева рука тени непроизвольно взметнулась вверх, и с пальцев тотчас сорвалось выученное за последние дни заклинание воздушного вихря.
Невидимая сила вздыбила пушистое снежное покрывало, закрутила в тугой смерч и швырнула в победителя с такой силой, что тот отлетел к стенке беседки, распластался по ней распятой для просушки шкурой и медленно сполз на обрушившийся снег.
Однако тень видела все это только краем глаза, ее взгляд был прикован к другому, неподвижному, неудобно лежащему телу. Таэльмина различала все новые подробности. Разметавшиеся по снегу так хорошо знакомые русые волосы, припорошенное не тающей белой крошкой безжизненное лицо, потемневший от крови разорванный рукав рубашки…
И в душе росло безутешное, горькое, как полынь, отчаяние.
— Фея! — падая на колени рядом с напарником, исступленно закричала тень, вертя камушек венца. — Ну где же ты, фея…
Дрожащими руками Таэль осторожно стерла снег с лица Хатгерна, приподняла его голову и подложила под нее свой плащ, потом, стиснув зубы, чтобы не заплакать от бессилия и муки, осторожно прижалась ухом к его груди. Ее собственное сердце, казалось, остановилось от горя, пока она, обмирая и истово моля всех богов о помощи, вслушивалась в глухую тишину.
Едва слышный удар герцогского сердца тень разобрала, когда уже почти не надеялась на чудо, и вдруг сообразила, как неверно она все делает.
Пальцы путались и дрожали, пока девушка лихорадочно расшнуровывала плотный кожаный колет, под которым у Харна обнаружился карман с пачкой увенчанных герцогскими вензелями бумаг. Таэльмина небрежно отодвинула их в сторону и, прижавшись ухом к теплой коже, почти сразу услыхала приглушенный размеренный стук. Несколько долгих секунд, не замечая текущих по щекам слезинок, девушка с замирающим сердцем слушала это биение, казавшееся ей самой лучшей музыкой, и трепетала от одного только предположения, что оно может внезапно прерваться.
Однако сердце раненого билось все так же уверенно, и, облегченно всхлипнув, Таэльмина оторвала наконец ухо от его груди. Путаясь в шнурах, поспешно прикрыла плечо герцога краем его колета, потом уголком своего плаща и осторожно заглянула Харну в лицо.
Скорбно поджатые губы, нахмуренный лоб… Чем таким он был расстроен, когда дрался со всемогущим драконом? Тень бережно провела кончиками пальцев по лицу напарника, стирая наконец-то растаявший снег, и ей вдруг перехватило горло от незнакомой прежде нежности.
Такой огромной и неукротимой, какой она не испытывала еще ни разу в жизни. Хотелось бесконечно гладить щеки и лоб Харна, перебирать его спутанные, пересыпанные снегом волосы и говорить что-то ласковое, доброе, чтобы разгладились эти морщинки и расплылись в улыбке твердые губы.
— Подействовало! — прозвучал неподалеку звонкий голос Айолы, и Таэль услышала в нем неожиданное умиление и гордость.
Она резко обернулась, собираясь высказать беспечной стрекозе возмущение ее черствостью — человек на снегу кровью истекает, а фея почему-то, вместо того чтобы его спасать, болтает с убийцей.
Но, едва рассмотрев открывшееся ей невероятное зрелище, потрясенно застыла, не в силах поверить своим глазам.
Дракон по-прежнему сидел в сугробе, привольно раскинув руки и ноги, и по его губам гуляла шальная счастливая улыбка. А над крылечком беседки висело маленькое плотное облачко, как цветами облепленное разноцветными крылышками фей. И все смотрели на Таэльмину и улыбались блаженно, как едущие с ярмарки селянки.
Тень язвительно прищурилась, хмуро разглядывая откровенно счастливых полубогов, и принялась по-новому раскладывать в уме все последние события, постепенно начиная догадываться об истинных причинах произошедшего.
— Надеюсь, вы не считаете, что я буду уважать вас по-прежнему, — очень ласково заявила она, когда новое видение наконец сложилось в отчетливую картинку, — если Харн пролежит на этом снегу еще хоть минуту? А вот подобные дикие способы вмешательства в мою жизнь и в мои личные дела вообще возмутительны и не подобают властителям мира.
— Не сердись, — слетела ей на плечо Айола и, не обращая внимания на непримиримый взгляд девушки, нежно погладила маленькой ручкой ее щеку, — просто проверь сначала, на чем он лежит.
Тень перевела подозрительный взгляд на Хатгерна и тотчас забыла про интриганов из высших рас. Герцог уже очнулся и смотрел на нее недоумевающим взглядом, горько искривив губы.
— Харн… — рванулась к нему тень, нежно коснулась ладошкой холодной щеки и встревоженно заглянула в потемневшие глаза. — Как ты себя чувствуешь? — И тут же, резко обернувшись к фее, торопливо спросила: — Вы можете переправить его в дом? Или мне лучше позвать на помощь людей?
— А вот людей не нужно, — покачала головой Айола, — они всё поймут неправильно. И обязательно заподозрят либо ловушку для герцога, либо намерение его убить. Не настолько пока еще они уверены в твоей честности и справедливости. Пусть лучше Хатгерн немного полежит в беседке — часок, не более.
Поразительно похожее на снег мягкое белое облачко, на котором лежал герцог, взлетело вместе со своей ношей и медленно поплыло в беседку. Тень мгновенно вскочила на ноги и пошла за ним, придерживая напарника за бессильно свисавшую руку.
Небольшое строение Зрадра только снаружи казалось пустым и заброшенным, пройдя сквозь тонкий туманный полог, тень очутилась в уютной теплой комнатке, где стояли два удобных диванчика и небольшой столик с любимыми напитками дракона.
Облачко бережно опустило Харна на диванчик и растаяло, и Таэльмина немедленно уселась рядом с раненым. Напротив устроился вошедший следом Зрадр, а феи расселись везде, где нашли место. На спинках диванов и на полках с книгами, на ветвях непонятно откуда взявшегося растения, и даже на столике между бутылок и блюд.
— Рассказывайте, — твердо заявила тень, оглядев эту не перестающую улыбаться компанию, — как я поняла, план сегодняшней проделки вы изобретали сообща. Так не пора ли и мне узнать, почему вы решили ставить на людях такие жестокие опыты?
— Возможно, со стороны это и выглядит некрасиво, но мы очень тщательно все обдумали. — Подлетев к Хатгерну, Айола провела ручкой над перечеркнувшей его плечо длинной царапиной, и рана начала постепенно затягиваться. — Ты ведь хорошо знаешь, как ненавистно нам вмешательство в судьбы разумных существ, но в этот раз другого выхода не было. Когда-то ты добровольно согласилась на ритуал ледяного сердца, но магические замки мы снимали с тебя по своей воле. Слишком долго ты с ними жила и чересчур добротно был проведен ритуал, он начал менять твою судьбу. По-видимому, проводивший его алхимик догадывался о нежных ростках чувств, к тому моменту уже проросших в твоем сердце. И, как мы убедились позже, он не ошибся, хотя и не подозревал, какую ошибку совершает, пытаясь подменить робкую любовь к человеку чувством ответственности перед подопечным и гильдией. Хотя ему все удалось, но боль в твоем сердце осталась.
