Лилия Баимбетова - Перемирие
— Одна?
— Почему же. Подбери людей.
— Ладно, — сказала я, — Я поняла. Я иду на Перевал Снов и ищу Занда. Если я нахожу его, что мне делать? Передать ему привет?
— Ты задаешь глупые вопросы, девочка. Тебе надо будет убить его.
— И это опять задание исключительной важности?
— Да, дорогая моя. Я не помню, я говорил тебе, что лучший агент из всех, что у меня были?
Вот так. Как сказал поэт:
Человек в своей жизни
Словно странник в спешном пути.
Он идет шаг за шагом,
Забывая передохнуть.30
Хэрринг, наконец, отпустил меня. Я вышла на невысокое крыльцо с деревянными перилами. Солнце играло в желтеющей листве. Юг. Уже начинается декабрь, а здесь только по ночам холодает, а днем тепло как в сентябре. Золотая осень длиться здесь до весны.
Сбоку был казарменный двор, оттуда доносились азартные выкрики мердов и звон подбрасываемых монет. Далеко впереди виднелся ровный круглый пруд с синей, яркой, глубокой как небо водой. На его берегах росли редкие клены. И дальше была одна степь с желтеющей на взгорках и зеленой сочной травой в сырых понижениях. У самого горизонта степь встречалась с ярким осенним небом. Как сказал поэт:
В бескрайних просторах, поля окружив,
Сошлись с облаками травы.31
Поставляя лицо солнцу, я спустилась по деревянным ступеням. Что за ерунду такую мне хэрринг наговорил?
Занды зандами, но о пророчестве он не сказал мне правды. Конечно, слова его вполне увязывались с тем, что дарсай говорил.
Да ведь только дарсай мне лгал.
Нет, я не чувствовала этого, когда он был рядом. Однако ж — если он хотел скрыть свои истинные мысли, он вполне мог это сделать, да и я рядом с ним становилась слепа, как летучая мышь.
Дарсай лгал мне. Слишком поспешно вороны покинули крепость. Столько лет искать и отступить в двух шагах от цели? Так не бывает. И обыскивали они крепость вяло — будто не искали по-настоящему, а меня старались в этом убедить, да и то без души.
Так что же — никакой книги нет?
Ничего я не понимаю. Ладно, он обманул меня, с этим я смирилась и не собиралась искать объяснения его поступкам. Слишком я молода для этого, где уж мне понять Ворона почти двухсот лет от роду. Обвел он меня вокруг пальца — и ладно; зачем ему это нужно было, я все равно не пойму. А вот зачем мне хэрринг ту же лапшу на уши вешает?
Спустилась я с крылечка и ни в какую казарму не пошла, а завернула за угол и там среди кленов ото всех спряталась. Был бы тцаль в казармах, а заботы всегда найдутся. Просто уму непостижимо, сколько всего приходится делать. Кажется, дела прямо-таки в очередь выстраиваются, пока я в степи болтаюсь, а стоит вернуться, как они тут как тут, набрасываются, словно дикие кошки.
А сейчас у меня была одна забота, что занимала меня сильнее всех хозяйственных проблем. Мне надо было поразмыслить немного, жать только, что логика никогда не была моей сильной стороной.
Мне все рассказывают о пророчестве, которое якобы ищут Вороны. Рассказывают те, кто никак не мог бы сговориться между собой.
Что же это значит?
Пророчество действительно существует. Или есть, например, какая-то общепринятая байка Воронов — этакая версия для внешнего пользования, а наши хэрринги просто ведутся на воронью ложь.
Ход мысли примитивный, но для меня и это уже много. Мы тут к размышлениям не приучены, махом отучаем и тех, кто мыслить умеет. Появится такой человечек в детских казармах, через полгода глядишь, а он уже готов, еще один Охотник, способный лишь чужие эмоции в степи ловить, словно бледных бабочек ночных, да полагать свою жизнь перепутьем между мирами духа. До размышлений ли тут?
Ветер пробежал по листве, стряхнул мне на плечо кленовый лист — чеканную валюту увядания. Болтали во дворе мерды. Следующий порыв ветра донес обрывки смеха и криков — детские казармы неподалеку, а там тишина даже ночью не наступает.
Если пророчество — воронья выдумка, то для чего она? Нет, Вороны не стали бы и думать о внешнем мире без очень веской причины.
С ума сойдешь, ей-богу.
Мифические занды. Подлинное или мнимое пророчество. И странные поиски, которые постоянно ведут Воронов на север. Поиски эти таки не выдумка, ведь я сама была им свидетелем — да? Или чему я была свидетелем?
Нет, подожди, не торопись. Если пророчество — это байка, значит, за ним скрывается нечто очень значимое для Воронов.
Нет.
Нет.
Не так.
Я поверила в книгу Занда, потому что — потому что это было вполне в духе Воронов. Один из них стал вдруг предвидеть будущее — почему бы и нет? Ведь это Вороны, чего только с ними не бывает. Он записал свои пророчества? Тоже ничего странного. У Воронов нет своей письменности, но они вполне владеют нашей; конечно, записывать свои видения — это скорее человеческое развлечение. Но Вороны-то письменность тоже для чего-то используют.
А то, что Вороны гоняются за этой книгой несколько столетий, так это и вовсе наиестественнейший факт на свете. Они будут искать ее, пока не найдут — или пока новую не напишут. Ведь эта книга позволит им меньше заботиться о существовании в физическом мире и больше времени уделять мирам духовным.
Но если это байка…. Нет, не могу я и вообразить нечто, столь же значимое для Воронов, как это чертово пророчество.
Так, может быть, книга действительно существует?
Но ведь не книга Вороны искали в Кукушкиной крепости, нет!
Они знали о крепости, знали обо мне, они искали путь, они пришли туда — и что? Так же ушли.
Дело было не в книге.
Создается впечатление, что они просто хотели дойти и убедиться в наличии этого места. Быть может, дарсай пхотел понять, есть ли они в реальности — серые стены, лестницы, переходы — или это просто видение, предутренний сон. Странная мысль. Но ведь и мне нужно было именно это — прийти и убедиться.
Какой жуткий раздрай царил в моей душе, пока я пребывала на Севере, как я металась, и плакала, и жаловалась — но все это прошло, исчезло, как ночной кошмар испаряется на солнечном свету. Я пришла в свою крепость с болью в сердце и глазами, полными слез, но уходила я оттуда успокоенная и опустошенная, что, в общем-то, вполне меня устраивало. Я побывала в Кукушкиной крепости, и сей факт словно заставил передохнуть всех кошек, царапавших мне душу.
Я долго выбиралась с пограничного севера, сказать по правде. Начиналась война, и все перепуталось там. Я видела разоренные нильфами деревни, беженцев и двигающееся им навстречу ополчение. Но все это прошло мимо меня, все это затронуло меня меньше, чем трогает порой ярмарочное представление.
Я ехала все дальше и дальше на юг, а на улицах кричали о новой северной войне. Но чем южнее я забиралась, тем меньше тревоги было в этих криках, а больше — жадного любопытства. Даже сюда, на Границу, долетали мрачные известия, и люди на рыночной площади охали, обсуждая северные дела, — как месяц назад обсуждали предстоящую свадьбу лорда Итена.
