Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик
— Стойте! — побледнев, воскликнул отец Фома. — Вы не имеете права арестовывать церковников!
— Взяв в руки оружие, вы утратили защиту, которую вам дарует облачение, — спокойно возразил бейлиф, — а я имею власть над всяким, кто нарушает мир во владениях короля!
— Нет, не имеешь! Все духовенство Грамерая подчиняется аббату, и только ему!
— Вот как? Ну так позовите своего аббата, и пусть он простит вам ваши прегрешения!
— Так я и сделаю, — прищурившись, заявил отец Фома. — Отойдите, — распорядился он, кивнул своим монахам и прошагал к дверям, громко стуча по полу посохом. На миг показалось, что он, того и гляди, столкнется с бейлифом, но этот достойный человек в последнее мгновение отступил и с низким насмешливым поклоном дал дорогу монахам. Когда последний из них миновал его, бейлиф встал на пороге и проводил их взглядом.
— Вилликен, — приказал он, — возьми с собой пятерых да проводите их. Приглядите, чтобы они шли своей дорогой.
Вилликен отдал бейлифу честь, махнул рукой своим людям и отбыл в указанном направлении.
Бейлиф развернулся и устремил пытливый взгляд на отца Бокильву.
— Ну а теперь, любезный брат, потрудитесь втолковать мне, в чем была причина этой потасовки?
5
Монах отворил дверь и ухитрился согнуться так, что, по сути, не поклонился. Род постарался не обращать на него внимания и вошел в кабинет.
— Приветствую вас, милорд аббат.
— Привет и вам, — отозвался аббат. По голосу было такое впечатление, будто он улыбается, но вот руку он Роду протянуть забыл. И хорошо сделал: Род был не большим любителем целовать чьи-либо перстни.
Монах, открывший Роду дверь, вошел в кабинет следом за ним и встал рядом с аббатом. Аббат указал на него и представил:
— Мой секретарь, брат Альфонсо.
Род коротко, но внимательно взглянул на монаха, стараясь хорошо запомнить его лицо. Любой приближенный аббата запросто мог быть врагом. Бледное худое лицо, алчный взгляд, тщедушная фигура. Ну и само собой — тонзура, обрамленная венчиком редких волос. А главное — глаза, горящие глаза.
Род отвел взгляд. Он твердо решил игнорировать этого человека.
— Я прибыл с приветствиями от их величеств, милорд.
— Рад слышать, что мои чада помнят обо мне.
О, вот оно как! «Мои чада»… Следовательно, аббат имел право «своих чад» бранить и миловать.
Аббат указал в сторону стола, стоявшего около высокого стрельчатого окна.
— Не откажетесь ли присесть?
— Благодарю, не откажусь. Путь был долог.
На самом деле, проведя почти двое суток в седле, Род предпочел бы постоять, но делать беседу с аббатом еще более официальной, нежели она была, ему совсем не хотелось. Чем уютнее она будет обставлена, тем лучше — так он думал. По возможности, он желал восстановить дружеские отношения с главой. Грамерайской Церкви.
По возможности.
Аббат тоже сел к столу и дал знак брату Альфонсо.
— Будь добр, подай нам вина.
Струйка вина хлынула в кубок аббата, затем (чтобы не оставалось никаких сомнений в том, кто здесь главный) — в кубок Рода. Быть может, с точки зрения этикета это было и не слишком хорошо, зато сразу стало откровенным заявлением. Род, однако, подождал, пока хозяин пригубит вино.
Аббат поднял кубок и предложил тост:
— За Грамерай.
— За Грамерай, — эхом отозвался Род, радуясь тому, что за это выпить он был готов от души. Однако он сделал крошечный глоток, поскольку терпеть не мог сладкие вина.
Аббат выпил не больше — чисто символически. Затем он откинулся на спинку стула и повертел в руке кубок.
— Чем я обязан радости видеть вас?
И было такое ощущение, словно он и впрямь рад видеть Рода — вот только по каким-то своим причинам.
— Их величества со все нарастающей заботой следят за ролью Церкви в Грамерае, милорд.
— Воистину, — проговорил аббат напряженно, но с улыбкой, — им и следует заботиться об этом, ибо только богобоязненная страна может быть мирной и единой.
— Что ж, с этим я по крайней мере согласен, — облегченно отозвался Род. — Если все люди в стране исповедуют одну и ту же религию, она служит сплавом для государства.
— Странно сказано, — нахмурился аббат. — Не скажу, что я готов с этим спорить, но у меня такое чувство, будто вы почитаете религию орудием государства.
«А разве она всегда не была таковой?» — подумал Род, но вслух этого не сказал, поскольку припоминал несколько случаев, когда все было с точностью до наоборот.
— Вовсе нет, милорд. Воистину, Церковь соотносится с государством, как душа с телом.
— И тело без нее мертво? — Аббат снова улыбнулся. Казалось, он немного расслабился. — Славно сказано, славно. Я на редкость утешен тем, что мои царственные чада видят это столь ясно.
Род не совсем был уверен в том, что их величества выразили бы эту мысль такими же словами, как он. «Ну да ладно», — решил он.
— Однако, милорд, если тело болеет, душа страдает.
— Нет — если в ней жива мысль о Царствии Небесном, — возразил аббат и нахмурился. — Однако я согласен с тем, что больной человек может быть склонен к гневу и отчаянию. И все же подобные испытания закаляют душу, если человек их смиренно переносит.
Род вдруг вспомнил о горящих руинах деревни, которые видел вскоре после налета разбойников.
— Это верно, однако болезнь не стоит пестовать. По крайней мере так меня учили в детстве: грешно вредить собственному телу, поскольку оно — храм Господень.
— И это верно, — не стал спорить аббат, однако нахмурился еще сильнее. — Но не ошибайтесь: для вечной жизни тело ничего не значит. Вечна только душа.
Трудно было не обратить внимание на логическую погрешность — в том смысле, что аргумент аббата мог быть использован как оправдание угнетения, но Роду это удалось. Он явился к аббату ради примирения, а не ради споров.
— Но разве Господь против того, чтобы мы имели здоровый дух в здоровом теле?
— Не против, однако из-за этого не стоит делать вывод о том, что тело и душа равны для Господа.
— Конечно же, милорд, вы не станете утверждать, что тело должно быть рабом души!
Род был доволен собой — вот он и поставил главный вопрос, ради которого приехал к аббату: кто должен править — Церковь или король с королевой?
— Не рабом, — уточнил аббат, — а слугой. Несомненно, тело во всем должно повиноваться душе.
Тупик. Род сделал глубокий вдох и попытался придумать другой подход.
— Но как быть, милорд, если заболевает душа?
— Тогда она должна обратиться к Церкви, дабы исцелиться!
