Николай Мещанкин - Одержимый
Злое, холодное обволокло защиту, проскальзывая внутрь тончайшими щупальцами, наполняя руки тяжестью, усталостью. Покой, расслабиться, отдаться этому темному течению, и пусть оно несет его прочь… Йоля, она здесь, она рядом!
Он подобрался, добавил чуть силы в защиту, и обвившие его черные волоски Некротоса судорожно задергались, растворились в беззвучной вспышке. А, Шеридар, вот ты где, сжался в углу. Раздавить, раздавить гадину — в гниль, в мерзкую слизь, из которой она состоит… Затрещали кости, что-то захлюпало, тело Шеридара сминалось в кровавое месиво, в котором уже невозможно было узнать бывшего первожреца.
— Крайт! — Неприметная боковая дверь открылась, Кен с глупой железкой в руках, а за ним…
— Йоля!
— Ты… Ты… — Кен прыгнул.
* * *Алина с трудом добралась до конца лестницы, привалилась, задыхаясь, к стене. Последний натуанин ее все-таки достал, располосовав всю левую ногу от бедра до щиколотки. Боли в занемевшей ноге уже не было, и кровь почти остановилась, лишь сочась в насквозь промокший сапожок, но тошнотворная подступающая слабость… Больше всего ей сейчас хотелось лечь, прямо здесь, на ступеньки, на холодный камень, закрыть глаза и заснуть, и пусть весь мир катится, куда ему хочется катиться, — ей нет до него больше дела.
Алина вздохнула, смахнула со лба холодный пот. Ее Крайт, ее любимый, он остался один, совсем один, его некому защитить. Она должна, она должна…
Держась за стену, с трудом переставляя непослушную ногу, девушка двинулась вперед. Шаг, еще шаг… Мир вдруг поплыл перед глазами, ноги подкосились… Алине захотелось заплакать. Нет, она сильная, она не плачет, это щиплет глаза дым… Почему так? Немного, ведь ей осталось совсем немного, она уже слышит голос Крайта. И она уже не может идти… Тогда ползти… Спать… Нет, она должна…
Вот эта комната. Алина оттолкнулась от пола, села. Провела рукой по лицу, разгоняя наплывающий на глаза туман. Кто здесь? Труп в кресле, царапающий горло Кен… Крайт, такой сильный, такой любимый…
И Йоля! Крайт протягивает к ней руки, идет к ней… Почему? Почему к ней? Милый, любимый, посмотри на меня, хоть раз, в последний раз… Всадники в белых плащах, они летят на Крайта, но он не видит их, он видит только Йолю… Слева… Из последних сил — втянуть — скрутить — выпустить…
* * *— Йоля!
Кен охнул, сложился, из руки со звоном выпал меч.
— Йоля! — Крайт счастливо улыбнулся. Теперь все будет хорошо, теперь все будет хорошо. — Йоля, — он протянул руки, шагнул к ней через хрипящего на полу Кена.
Хлопок… Удивление на лице Йоли…
— Не-ет!!!
Тело Алины подхватило, швырнуло на стену, размазывая мозг и кровь по шершавому камню.
— Йоля! — Этого не может быть, не может быть! Ему кажется, все еще можно исправить. — Не умирай, не умирай! — Громадная прожженная дыра в ее груди, обнажившая почерневшие ребра. — А-а!!! — Он упал на колени рядом с ней, не желая этого видеть, не в силах не смотреть. — Не: ты, только не ты! Не умирай!!! Из бессильной руки Йоли медленно вытекало останавливающее сердце заклинание, то самое, которому он ее когда-то учил. Еще не нацеленное, но вполне готовое…
— Гунга Крайт, Гунга Крайт!
Кому еще от него что-то надо? Крайт взглянул на Йолю, которую он баюкал, сидя на полу, на лежащую рядом Алину Такие безмятежные, умиротворенные. Нет, он не будет отзываться, не надо их будить.
— Гунга Крайт, ответьте! Гунга Крайт, это Орин!
Орин. Кто такой Орин? А-а… Смутные, такие далекие воспоминания. Он остался внизу с воинами. Ладно.
— Что? — Крайт притянул контакт. — Что тебе?
— Гунга Крайт! — в голосе Орина послышалось облегчение, тут же снова сменившееся озабоченностью. — У нас проблемы, Гунга Крайт. Белые Братья, их слишком много. Подошел еще один отряд…
— Уходите.
— А как же вы, Гунга Крайт?
— Оставьте меня.
— Мы не можем вас бросить. Возвращайтесь, Гунга Крайт, мы еще сколько-то продержимся.
— Уходите. Это приказ. Идите через гоблинов, они вас пропустят.
— Но Гунга Крайт…
— Гунги Крайта больше нет. Прощай, Орин. И спасибо. — Крайт разорвал контакт.
Комната медленно наполнялась дымом. Крайт посмотрел на девушек, улыбнулся, лег рядом. Они спят, и он тоже скоро заснет. Заснуть рядом с ними, со своей семьей, разве это не счастье?
* * *— Ты по-прежнему ничего не ешь?
Старик взглянул на лепешку, куски сушеного мяса:
— А почему не мастер? Раньше вы всегда называли меня мастером.
— Раньше. — Натуанин опустился рядом, странно подвернув ноги. — Раньше ты был мастером.
— А теперь? — Старик беззаботно улыбнулся.
— Ты все равно не умрешь. — Натуанин посмотрел на костер, поморщился. — Не для того мы вытаскивали тебя из огня. Мы не позволим.
— Это как же? — Старик улыбался.
— Ты будешь жить.
— Не буду! — Старик веселился. — Вы думаете, вы всесильны? Нет. Заставить умереть вы можете, но заставить жить… — Старик развел руками, засмеялся, Гунга, ваши Хрустальные Пещеры, Ага-виши, как хотите, он умер, он почти умер. Все это было его агонией. И когда он окончательно умрет, он заберет меня с собой, а я — вас, и никакие клыки вам не помогут. Не помогут, не помогут! Старик хихикнул, показал натуанину язык, — Вы не дали мне умереть так, как я хотел? Ладно. Но просто не дать мне умереть не в ваших силах. Думаете, я не знал, откуда такая забота обо мне? Я умру, и вы тоже, вы исчезнете вместе с вашим Путем, пропадете, рассыпетесь трухой. Исчезнете, исчезнете, исчезнете!
Натуанин молча смотрел на старика.
— А когда вы исчезнете, никто не вспомнит о вас, не скажет ни единого слова, вас сотрут из памяти, как бред, как ночной кошмар…
— Кто вспомнит о тебе? — перебил натуанин. — О нас будут помнить, кошмары не забываются, а о тебе? Тебя уже забыли. Рон не дождался тебя, он заключил мир с Каганашей и возвращается домой. Его ждут, как героя. Сейчас он отказывается от звания Гунги, но надолго ли его хватит?
— Умный мальчик. — Старик удовлетворенно кивнул головой, и седые пряди упали ему на лоб. Старик привычным жестом откинул их назад. — Не зря я его учил.
— Послушай! — В голосе натуанина появился напор. — Нас осталось мало, очень мало, и ты уже не тот, но еще можно вернуть все назад, еще не поздно. Мы, мы вместе по-прежнему что-то можем. Медленно, постепенно мы вернем нашу силу. Возвращайся к оркам…
— Нет! — В расслабленном лице старика появились следы былой жесткости, воли. — Никуда я не вернусь. Все кончено. Я принес в этот мир скверну, я принес вас, и я унесу все с собой. Что ты сделаешь, что вы сделаете, чтобы меня остановить?
