Андрей Егоров - Стерпор
В тот момент мне тоже казалось, что священник искренне обрадуется тому, что мы разогнали бандитов. А ведь слова трактирщика, произнесенные еще до начала возлияний, вполне могли натолкнуть меня на мысль, что дела в деревушке обстоят совсем иначе, чем нам представлялось…
– Да-да, – сказал я, – его рассказ будет способствовать, как ты там, помнится, выразился, моей раскрутке, вот…
Возле церкви было все так же тихо. Похоже, в деревне пока никто не верил, что господству разбойников наступил конец. Наверное, люди продолжали прятаться. Ну, ничего. Вот расскажем священнику, как мы разогнали банду негодяев, а он донесет светлую новость до всех остальных, и дела здесь пойдут на лад – тогда и петухи запоют, приветствуя случайных путников.
Дверь священник успел кое-как приладить на место. Но и не думал ее запирать. Теперь в зловещей тишине она едва слышно хлопала от ветра. Мы остановились.
– Я зайду, – сказал я, – потолкую с ним сам.
– А я тут, пожалуй, постою. – Кар Варнан выглядел крайне смущенным. Я решил, что его до сих пор заботит то, что в прошлый раз он повредил церковное имущество. Но впоследствии оказалось, что его заботит совсем иное, а именно хищение церковного имущества.
– Я тоже не пойду, – откликнулся Ламас, – негоже мне в церкви появляться. Еще Бог их анданский покарает. – Он недобро усмехнулся, как мне показалось, с изрядной язвительностью.
– Хорошо, хорошо, – я поднялся по ступеням, – вы мне и не понадобитесь…
Я открыл дверь и, стараясь не сильно шуметь – церковь все же, направился по скрипучим половицам в глубь помещения. Внутри царили полумрак и прохлада, воздух был наполнен благовониями, пахло чем-то смутно напоминающим запах волос Рошель де Зева. Словно аромат розовых лепестков витал вокруг, совершенно не сочетаясь с омерзительной вонью разложения, царившей снаружи. Я никак не мог разглядеть, где находится священник, а потому все продолжал и продолжал идти к алтарю, пока не наступил на что-то твердое. Я посмотрел вниз. Оказалось, что под ногой у меня – главная икона анданской церкви, святой Сева Стиан, весь истыканный стрелами, принимает смерть мученика. Как мог местный священнослужитель допустить, чтобы подобная реликвия валялась под ногами, словно обычный мусор? После того как я задался этим вопросом, мне вдруг стало очень не по себе. И все же я двинулся дальше. Свет, падавший из небольшого оконца под потолком, слабо освещал внутреннее пространство, из глубины церкви до меня доносились какие-то звуки, больше всего напоминавшие хлопанье в ладоши или шлепки. Доски, на которые я наступал, тихонько поскрипывали. К тому же запах благовоний в определенный момент вдруг показался мне приторным, и будто бы от него даже закружилась голова, словно он обладал одурманивающей силой. Все это создавало атмосферу вовсе не религиозности, а скорее ужаса… Я ощутил острое желание вернуться и позвать сюда Ламаса – он-то сразу сообразит, что такого странного в этой церкви и почему я вдруг ощутил страх. Но гордость не позволила мне этого сделать. Может, кликнуть священника? Но что-то говорило мне, что этого делать не следует. Я вспомнил гладкое лицо, серьезные карие глаза под кустистыми бровями, и мне снова показалось, что в облике священника было какое-то несоответствие его сану, что-то такое, чего в нем не должно было быть. Или мне это показалось? Ах да, вот что в нем было странным. Мочки его ушей, они были слишком маленькими и неестественного сливового оттенка. А за ушами будто что-то шевелилось. Или это всего лишь моя мнительность?
Испытывая смешанные чувства, я подошел к алтарю. На нем висело несколько медных амулетов, явно языческого происхождения, лежали засушенные цветы и толстый том, открытый приблизительно на середине. Увиденное вызвало у меня немалое удивление. Похоже, наш священнослужитель под вывеской анданской церкви насаждал в деревушке собственные верования. Узнай об этом представительство анданской церкви в Стерпоре, и сюда непременно прислали бы отряд стражей во главе с инквизитором. Впрочем, до чужих помешательств на религиозной почве мне не было ровным счетом никакого дела. Разве что небольшой интерес. Лишь бы эти помешательства не затрагивали мои личные интересы.
И все же священник заинтриговал меня. Я решил во что бы то ни стало обсудить с ним его позицию по отношению к официальной церкви, как только разыщу его. А я найду его непременно, даже если мне придется для этого перерыть всю церковь.
Конечно, с моей стороны было не очень хорошо вторгаться на его личную территорию, но мне было очень сложно сдержаться, потому что мною двигало здоровое любопытство. Для начала я заглянул в книгу, написана она была на каком-то странном языке. Размашистые и округлые символы не относились ни к одному из известных мне видов письменности. Наверное, носители этого языка жили очень далеко от Белирии.
На цыпочках, стараясь ступать как можно тише, я обошел алтарь и стал красться по начинавшемуся за ширмой коридору, пока отчетливо не услышал хлопки и знакомый голос, доносившийся из-за стены. Потом хлопки стихли, но голос продолжал звучать – священник с кем-то разговаривал. Может, он ведет душеспасительную беседу, а я прерву его самым бесцеремонным образом? И все же любопытство взяло верх. Доски здесь прилегали друг к другу не плотно, и, припав глазом к щели между ними, я смог различить фигуру святого отца. Он стоял совсем неподалеку и был облачен в рясу. Лицо его освещало пламя нескольких высоких черных свечей, дальше ничего не было видно.
Священник еще некоторое время говорил, а потом вдруг быстрым движением поднял рясу и обнажил волосатый зад. «Ничего себе, – подумал я, – мало того, что он язычник, он же еще и развратник каких мало». Этот тип определенно начинал мне нравиться. Из темноты к святому отцу устремились какие-то странные создания. Они были бы похожи на людей, если бы не перемещались на четвереньках, быстро перебирая тонкими руками и ногами. Существа облепили его со всех сторон и принялись производить с ним самые развратные процедуры, какие можно было себе представить. Их было не меньше десятка. Едва различимые в темноте, они внезапно показались мне очень знакомыми. Я старался не пошевелиться, чтобы случайным звуком не выдать своего присутствия. То, что я наблюдал, уже не напоминало языческий обряд, а более всего походило на ритуал черной мессы. Хорош священник, нечего сказать! И вдруг мое сердце забилось куда учащеннее, я почувствовал, как кровь застывает в жилах, я вспомнил, где мне приходилось видеть такие движения – так карабкалась на колодец хищная вилис, та, что потом напала на мою несчастную усталую лошадь. Это были вилисы. Десяток. Не меньше. Он занимается развратом с вилисами!
