Александр Данковский - Папа волшебницы
А повязали меня прямо в "Тигрисике". Мы пристали на "техническую остановку", ткнувшись носом в заросший ивняком берег. Сайни перемахнул через форштевень и отправился любоваться достопримечательностями безымянного островка, а я остался на корме. И тут из-за мыска, который мы только что обогнули, быстро и совершенно бесшумно выскочила пара здоровенных лодок. Разглядеть я их не сумел, ибо события развивались молниеносно. Корму "ковчега" умело взяли в клещи, а в меня полетели то ли сети, то ли арканы — словом, что-то веревочно-ловчее. От первого броска я таки уклонился — все же сработали вколоченные Лелеком навыки — и даже сумел достать веслом метателя. Не уверен, что тот заработал хотя бы синяк. Все же драться, сидя п верхом на узкой, меньше метра, плетеной ладье — занятие не слишком результативное. А дальше уже не помню ничего. Может, огрели чем-то по голове. Может, придушили арканом аккурат до потери сознания. А может быть, вообще прыснули в нос какой-нибудь "пыльцой Морфея". От здешних чародеев и не такой пакости можно ожидать.
И вот теперь валяюсь я на дне неизвестного плавсредства, и везут меня в неизвестном направлении неизвестные же люди. Зашибись! А я не Рэмбо, не Джеймс Бонд и не майор Пронин, нет у меня опыта выпутывания из подобного рода переделок. Перетереть веревки о заранее заточенный ноготь, а потом перекусать насмерть похитителей не получится. Потому что, кажется, у меня и пальцы, и челюсти связаны. Судя по ощущениям. Во всяком случае, двигать не могу ни теми, ни другими. По жилам тут же потоками холодной ртути метнулась паника: а ну как вкололи в позвоночник какую-нибудь хитрую иглу, и я теперь полностью парализован? Правда, зачем тогда было связывать? Ведь веревки на теле я четко ощущаю. Конечно, и веревки, и паралич могут оказаться воспаленным бредом, искусно внушенным хитрым гипнотизером. Но эта гипотеза мне не понравилась, и я ее зарезал с помощью инструмента имени товарища Оккама. Короче, попытался хотя бы частично взять себя в руки. Если не убили сразу, значит, скорее всего, везут туда, где меня будут допрашивать. Кто? Вероятно, враги. Возможно, еще одна засада, оставленная по нашу честь — как те, в лесу. Тогда их не может быть слишком много. Хотя… Кто его знает, сколько народу на лодках встречало группу, вышедшую из лесу. Да, но напавшие подошли сзади. Однако, в путанице здешних плавней можно было легко спрятать засаду, пропустить нас вперед и только потом ловить. С тем же успехом это могут быть и граждане, напавшие на "лесную" группу у воды и отбитые "речным" десантом. Вернулись, чтобы мстить за своих, поплыли следом за обидчиками, а поймали нас. Вернее, меня. Вопросы, вопросы… И ни одного ответа. Ничья земля, называется, ненаселенная территория, блин! Буквально на каждом шагу какие-то субъекты, и все сплошь недружелюбные.
Кажется, приехали. Лодка ткнулась в берег. Меня рывком поднимают на ноги и, судя по ощущениям, закидывают кому-то на загривок. Этот кто-то движется вперед довольно бодрой, хотя и тряской рысью, из чего я делаю вывод, что это, во-первых, человек, во-вторых, наделенный недюжинной физической силой. И все это по-прежнему происходит без слов! Право, остается предположить, что я стал пленником популяции телепатов. Тогда какой, на фиг, допрос? Впрочем, мы можем думать на разных языках. Или я, в силу происхождения, непрошибаем для их ментальных лучей (или чем там они друг у друга в мозгах колупаются?).
Как говорил один мой знакомый, юмор — это последнее оружие в безнадежных ситуациях. Он же обещал шутить даже лежа в гробу. К счастью, возможности проверить это обещание он мне пока не предоставил.
Так, характер движения сменился. Меня несут вверх по достаточно крутым ступенькам: "носильщик" пошел медленнее, я наконец-то услышал его дыхание. И запах стал сильнее — запах пота и давно немытого тела, с легким привкусом болота, дыма и мокрого дерева.
Подъем кончился, мы вошли в помещение: внешние звуки почти пропали, а шаги "несуна" стали слышнее. А вот хлопка двери я не услышал.
Поворот, еще поворот, причем на втором меня приложили макушкой об стену или косяк — в общем, обо что-то твердое. Я протестующее замычал. Никакой реакции. Еще подъем, на этот раз по короткой лестнице, еще поворот.
Меня аккуратно ставят на ноги, поддерживая под локотки, чтоб не упал. Значит, сопровождающих, по крайней мере, двое.
Чужая рука появляется в районе горла, шарит там, перебирая пальцами. К челюстям и языку начинает возвращаться подвижность, но они все равно как чужие — словно после укола новокаина у стоматолога.
— Ты кто?
Вопрос прозвучал совершенно неожиданно, я даже не сразу понял, что обращаются ко мне. Во всяком случае, язык знакомый — тот, которому меня учила Лиина. А не тарабарщина Смарис. Будем считать это добрым знаком. И молчать пока. Ибо, как говаривал один мой знакомый (тот самый, что обещал шутить в гробу), сказавши на допросе "а", обязательно дойдешь и до твердого знака. Дело только во времени и усердии допросчиков.
— Дайте ему осмотреться, — приказал тот же голос, сипловатый, будто простуженный, но громкий и "командный", абсолютно уверенный в том, что распоряжение будет выполнено. — По крайней мере, узнаем, понимает ли он нас.
С головы сдернули мешок. Глаза под ним давно были закрыты во избежание неприятных контактов с мешковиной, но яркий свет резанул даже сквозь веки. Часто смаргивая слезы, я начал осматриваться. В голове само собой всплыло слово "блокгауз". Я не помнил толком, что оно означало, но что-то военно-фортификационное. А помещение, в которое меня доставили, явно носило на себе отпечаток милитаризма. Стены из поставленных вертикально толстенных бревен, обвязанных поверху просто-таки циклопическими мауэрлатами. (Не знаю, как далеко меня завезли, но в окрестностях реки, по которой мы до этого плыли, таким гигантам взяться было просто неоткуда.) Окошки крохотные, так и просящие, чтобы их назвали бойницами. Изготовлены без особых затей: в двух соседних бревнах делались выборки, и получался проем в две ладони шириной и четыре высотой. Да к тому же, кажется, расширявшийся наружу. Бойниц этих было много и на разных уровнях, так что света они давали достаточно. Потолок из бревен потоньше и не слишком плотно пригнанных. Посередине блокгауза — что-то вроде стола с бугристой столешницей. Приглядевшись, я решил, что он представляет собой макет местности. Река, во всяком случае, просматривалась.
Опираясь на сие дивное географическое сооружение, стоял хозяин. Точнее, Хозяин. Почему-то вопросов, кто здесь главный, у меня не возникло. Худой смуглый дядя лет 50 по нашим меркам, с пронзительными серыми глазами, ежиком седых волос (обычно здесь так коротко не стриглись), одетый в бесформенную и бесцветную (серо-буро-зелено-пятнистую, как хороший маскхалат) хламиду до колен, из-под которой виднелись штаны того же фасона и раскраски, заправленные в высокие ботинки. Явный вояка, хотя никакого оружия при нем я не видел. Зато обратил внимание на его крупные, длинные и сильные кисти, которыми он опирался на стол. Мелькнула мысль, что после рукопожатия с ним придется обращаться к хирургу. Вообще, весь он словно сочился силой — не злой, но серьезной, мрачной и абсолютно бесстрастной. Нет, не так. У ее владельца явно наличествовали и эмоции, и своя логика, и свои понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. При этом он ни на минуту не засомневался бы, пуская силу в ход против другого человека, если бы посчитал, что так будет нужно. Я вообще не отличаюсь особой чувствительностью, но в своих оценках, мелькнувших в голове за пару секунд, был почему-то абсолютно уверен.
