Илья Новак - Магия в крови
— Идем в нужном направлении.
Спрятав компас, он пробормотал: «Но надо бы побыстрее...», встал лицом к палубе и, выпучив зрячий глаз, проорал:
— Рустер! Калва! Чикс! Фиша! Миндель! Гордени и Штак! Эзельгофт, разрази меня в зад!
Раздался топот пяток, и Некрос поглядел вниз. Вдоль стены носовой постройки, где стояли они с капитаном, рядком бежала семерка кривоногих невысоких матросов, все босые и полуголые, лишь в парусиновых штанах, все — обладатели нечесаных морковных волос. Позади них шествовал пожилой человечек, облаченный, помимо штанов, еще и в камзол. Этот последний имел клочковатую грязно-красную бороду.
— Бизань на шняв-мачте! — зарокотал Ван Дер Дикин.
Никто не поднял головы, но бородач, услыхав донесшийся сверху зычный голос, вздрогнул и на мгновение приостановился. Затем негромко повторил приказ, причем Некросу почудилось, что в голосе его присутствуют едва различимые насмешливые, даже язвительные интонации. Семерка матросов, громко топоча по палубе, устремилась вперед и быстро исчезла за мачтами. Капитан пояснил Некросу:
— Эзельгофт, мой наипервейший помощник.
Чар, кивнув, поставил ногу на верхнюю перекладину лестницы, но Булинь еще не закончил:
— Некоторые проходимцы имеют наглость именовать мое изобретение, мою третью мачту, наглость именовать ее всего лишь наклонной стеньгой, но я всегда собственнолично отвечаю на это, отвечаю им: сие есть шняв-мачта — и никак иначе!
Капитан говорил, а Некрос спускался по лестнице — медленно, потому что она вдруг стала казаться ему предметом, находящимся отдельно от остального, от строения и палубы, от всего корабля: некая самостоятельная сущность, висящая в воздухе без видимой опоры. И еще она мелко дрожала — хотя когда Чермор прикасался к ней, перехватывая руками, никакой дрожи, никакого движения пальцы его не ощущали. А Булинь говорил, говорил... Когда чар, спрыгнув на палубу, пошел прочь, задевая каблуками полоски мха, рокочущий голос все звучал и звучал посади.
* * *
Они сидели у фальшборта, с подветренной стороны. Гарбуш, подтянув колени, упирался в них подбородком и задумчиво смотрел в палубу. Дикси правую ногу согнул, а левую, костяную, вытянул перед собой. От колена и ниже она напоминала полено, обмазанное засохшей, темной, потрескавшейся глиной.
Снег прекратился, стало немного теплее. По палубе бесцельно слонялись несколько славных карл. Нос ковчега Гарбуш не видел, но знал, что Владыка стоит там, глядя вперед.
— Я люблю везде лазать, — негромко рассказывал Дикси. — Исследовать всякие места таинственные, изучать. В нашем квартале, в Форе, — там тоже разные такие были лазы заброшенные, а если ниже спуститься, так и пещерки всякие. В одной я, представляешь, скелет даже видел, прикованный. Можно было бы и еще дальше спуститься, ниже, в смысле. Если б не нога... — малец наклонился и постучал пальцем по твердой корке.
Гарбуш слушал его — и думал о своем. Любопытно: малец не изменился. Все, что они пережили в Остроге-На-Костях и после, пробираясь к большой мастерской, смерть Кепера в страшной кузнице, ожог, который так и не сошел со лба Дикси, — все это не оставило следа в его душе. И ведь нельзя сказать, что он бесчувственный чурбан, лишенный сострадания. Нет, просто легко относится к происходящему, беззаботность помогает ему: после всего произошедшего Дикси лишь встряхнулся, как собака, выбравшаяся из воды, и побежал по жизни дальше, с легкостью неся бремя костяной ноги — пусть даже он и жаловался, что она стала ныть после ранения.
— Я весь этот путь, который мы сейчас пролетаем, лучше бы под землей прошел, — продолжал карла. — Нет, летать — оно тоже любопытственно, но это вначале, а теперь вот скучно становится. Погляди вокруг — ну что интересного? Там океан, там небо... и все. Не на что смотреть.
А вот Гарбуш теперь совсем другой, и это его печалило. Он и раньше беспечностью не отличался, а говорливым и подвижным становился, лишь когда с мастером Бьёриком выдумывал и строил очередную «штуку», в прочее же время больше молчал и думал. Теперь всякая живость окончательно оставила его. Кепер... Это Гарбуш виноват в том, что он остался лежать в кузнице с размозженной головой. Ипи... Это именно из-за Гарбуша ее похитили, перерезав всю семью. И, главное, чем дальше, тем все больше летящие на малом ковчеге юные карлы признавали его за старшего, за командира, бегая к нему с вопросами по поводу и без. Несмотря на возраст, он становился тем, кого в племени традиционно называли «мудрым мастером», — но Гарбуш не хотел этого! Ему не нравилось управлять карлами, он любил придумывать и строить, а не говорить другим, что им делать.
— Хотя летать тоже интересно. Как думаешь, без доброго Бьёрика и взрослых мы смогли бы построить ковчег? Ну, может, не такой здоровый, но все-таки...
Взрослых? Гарбуш, повернув голову, уставился на юное, почти детское лицо. А ведь малец и вправду остался мальцом, он все еще воспринимает себя так и, значит, таким и является... Вот оно, подумал Гарбуш, вот почему они все ходят ко мне. Я стал взрослым не из-за того, что возмужал с виду, — просто после событий в Остроге, болезни Ипи, я стал думать иначе, относиться к себе иначе, а они это почувствовали и переменили отношение ко мне. Но я не хочу командовать! Это несовместимо — изобретать и управлять, и то и другое требует слишком много времени и сил.
Дикси, не замечавший, что друг во все глаза смотрит на него, болтал:
— Не свезло мне с ногой. Вроде и привык давно, а все одно. Вечно она цепляется за что-то, стучит, мешает, теперь вот еще и побаливать стала...
— Надо обмотать ее тряпками.
— Что? — Малец взглянул на него. — А, да я пробовал уже, без толку. Как их ни крепи, как ни приматывай — слетают.
Гарбуш перевел взгляд на костяную ногу. Лицо его чуть оживилось, затем стало сосредоточенным. Он тихо засопел.
— Если слетают... Значит, надо чехол сделать.
— Чехол? Что за чехол? Да ладно, брось...
— Нет, погоди. Значит, так... Можно сделать навроде сапога, но без подошвы. Вернее — с мягкой подошвой. Мерку снять с твоей ноги...
Малец возразил:
— Соскальзывать будет. Она ж видишь какой формы у меня... — Он провел ладонями по икре. — К ступне так полого сужается. А корка эта, она только с виду шероховатая, но на самом деле вроде как гладкая. И с нее...
— Ремень сверху, — перебил Гарбуш. — Ремень, чтоб над коленом его застегивать. Ну точно, я уже все придумал!
— Так давить будет, неудобно.
— Чего там — неудобно! Сойдет. А если неудобно, так поменяем ремень, шире сделаем или уже, еще как-то...
Они замолчали, услыхав шаги. Подошедший Владыка негромко произнес:
— Надо закрепить все на палубе.
