Константин Костин - Ксенотанское зерно
Вон рослый эльф с коротким ружьем вскочил, краснея мундиром, из-за колодца и исчез. Словно лопнул, подобно мыльному пузырю: вот только что был, и вот уже нет ни следа.
— Этот был последний… — пробормотал озирающийся брат Риноцерус.
То тут то там поднимались монахи, сжимающие ружья, пистолеты. Эльфов не было.
— АХХХРРР!!! — проревел дракон и лопнул с еле слышным хлопком.
— Что это… Куда… — монахи пытались понять, что произошло.
— Их даже золотые пули не брали… И серебряные тоже… И медные…
— Что значит, не брали? — аббат понял, что сейчас он сообразит, в чем дело.
— Я несколько раз попадал в них, — если брат Ассипитрис сказал, что попадал, значит, так оно и было, — Они не реагировали, как будто то были не пули, а…
— Пули были правильные, — отец Тестудос вышел на середину двора и оглядел стены. Правильно, так он и понял… — Неправильный противник. Посмотрите на стены.
Монахи посмотрели на выщербленные их выстрелами стены, у которых находились эльфы. А потом — на девственно чистые стены, за которыми прятались они.
— Они что, холостыми стреляли? — недоуменно произнес кто-то.
— Иллюзия, — первым понял брат Вульпес, — Эльфы и дракон были наведенной на нас иллюзией.
Он указал на башенку, обугленную дыханием дракона. Сейчас башенка была такой же чистой, как и до налета.
— Все это было иллюзией… Но зачем? Крестьянин!
Несколько монахов сорвались к тюрьме. Отец Тестудос вздохнул. Тот, кто смог навести иллюзии на НИХ — был сильным колдуном. А значит в тюрьме уже никого нет. Такие люди не ошибаются…
***
— Дай руку, — братья, прислушиваясь к отдаленной пальбе и косясь на торчавшего над стеной дракона, подбежали к небольшому пролому в монастырской стене.
Якоб протянул руку, Иоганн поддел толстенное железное кольцо и разорвал его со скрипом. Искореженная железяка покатилась по земле. За ней вторая.
— Так как вы здесь оказались? Да еще так быстро?
— Их пригласил я, — из-за деревьев, что росли в сотне шагов от монастыря, вышел улыбающийся Подмастерье.
— Кар! — на плечо Фрица приземлился ворон. Ворон? Ночью? Хотя…
— Знаешь что, братишка, — хлопнул Якоба по плечу Иоганн, — в следующий раз сообщи нам о том, что тебе нужна помощь хотя бы за пару дней. Или скажи своим друзьям, чтобы придумали другой способ добраться побыстрее. Знаешь, летать мне совершенно не понравилось…
— Кар!
В небо вспорхнули три ворона.
Якоб проводил глазами улетающих братьев и повернулся к Подмастерью:
— Зачем?
— А как? — развел руками тот.
— Если у тебя в подручных настоящий дракон и…
— Если бы у меня был настоящий дракон, — Подмастерье торопливо шагал к стоящей за деревьями карете, запряженной шестеркой лошадей, — у меня бы все равно ничего не получилось. Ведьмы, колдуны, нечисть и волшебные создания не могут войти на территорию монастыря. Даже Шварцвайсского. Ведь я угадал и монахи тебя надежно приковали?
Они залезли в карету, Якоб качнулся на мягких подушках сиденья. Бархат.
— Поэтому, — Подмастерье раскинул руки и заложил ногу за ногу, — мне понадобились сильные, но обычные люди, которые вытащат тебя, пока мои иллюзии отвлекали монахов. Сам я на территории монастыря теряю все способности и становлюсь обычным человеком, способным, конечно, разорвать цепи, но только с помощью напильника и недели времени.
Тени от ветвей деревьев внезапно замелькали на стекле, появилось ощущение движения, хотя не чувствовалось движения колес, как будто карета летела. Якоб выглянул в окно.
Карета летела.
Копыта коней беззвучно били по туману, как по ровной дороге. Упряжка пронеслась низко над землей, сделала крутой вираж и взмыла над деревьями, на мгновенье мелькнув на фоне розовеющего утреннего неба.
— Улетели, п… пташки, — отец Тестудос со щелчком сложил подзорную трубу, — Зелень красная!
***
— Я — всего лишь колдун, Якоб. Да, сильный, да, очень сильный. Но только колдун. Сила любого колдуна заканчивается там, где начинается влияние святого слова или образа. На монастырских землях, пропитанных молитвами, моя сила ничего не значит. Хотя тут все зависит от человека… Молитвы, которые помогут святому подвижнику, окажутся пустыми словами в устах вояки и дуэлянта, привыкшего больше полагаться на добрую сталь…
— Отчего-то мне кажется, что ты меня обманываешь, уважаемый, — Якобу вовсе не хотелось разговаривать с Подмастерьем, — Я точно помню, что ты колдовал в церкви, и не просто в церкви, а в самом Друденском соборе…
— Колдовал, — качнул шляпой собеседник, — но… Тут есть одна тонкость. Любой колдун — прежде всего слуга зла… не перебивай. И отказаться от своей участи он не может, иначе мгновенно лишится не только сил, но и жизни. Однако если колдун встретит на своем пути святого и попросит того освободить от колдовских сил, то тогда колдун станет обычным человеком. Или же колдун может сохранить всю свою силу, если он объяснит святому, для чего она ему нужна, а тот сочтет причину уважительной. Но и то пользоваться колдовством при святом образе… любого святого… можно только
— Ты встретил святого, который освободил тебя от служения злу и позволил пользоваться силой?
— Да. Самого святого Аркадиуса.
Ага… Святого Аркадиуса. И ничего, что тот умер полторы сотни лет назад.
— Епископ Аркадиус оставил мне силу, но колдовать при святом образе я могу только при условии, что не причиню никому вреда. Даже для самозащиты. Из-за этого меня чуть не убили три молодые ведьмы, поэтому я не смог придти к вам на помощь. Правда, если не считать твое заключение в монастырь, вы и без меня хорошо справились…
Якоб вспомнились мертвые глаза рыжей ведьмы.
— Ну да… Справились… А зачем я тебе сейчас понадобился? Все уже закончилось, Ирма у короля.
— Ты? Я должен был оставить тебя у шварцвайссцев? Они хорошие ребята, но могли переломать тебе все кости, а их у человека больше двух сотен, выпытывая сведения обо мне. Даже те, которых ты не знал. Я не мог тебя бросить.
— Тогда куда ты меня тащишь? Если я не нужен.
— К королю, куда же еще? Я ведь обещал тебе плату. Нехорошо обманывать честного крестьянина.
— Ксенотанского зерна не существует.
— Правда? — Подмастерье улыбался, — Тогда смотри.
На его ладони лежал маленький кусочек глины. Пальцы замелькали, сминая, растягивая и лепя комочек…
— Видишь?
В руке Подмастерья была глиняная птичка-свистулька. Он поднес ее к губам и свистнул.
— И что? — хмыкнул Якоб.
