Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки
– А ты и есть дура! – неожиданно для себя самого выпалил Митя и нажал на кнопку.
Быстро набрав номер Торлецкого, мальчик постарался успокоиться и когда в трубке раздалось скрипучее графское:
– У аппарата!
Раздельно произнес:
– Добрый день, Федор Анатольевич! Это Митя. Я нашел. Я нашел Троянду...
* * *Система подземных переходов возле Курка, то бишь Курского вокзала – место особое, непростое. Недаром в народе зовутся эти подземелья «Атлантидой».
Это вам не кривоватая «Труба» на Пушке, не китайгородский «Каток» под Старой площадью и не «Кишка» у Павлика, сиречь Павелецкого вокзала.
Человек, спланировавший здешние катакомбы, без сомнений, был гением. Гением хаоса. Его творение широко раскинуло шупальца-переходы, ведущие во все стороны – и к станциям метро «Курская» и «Чкаловская», и к театру имени Гоголя, и на платформы поездов дальнего следования, и в само здание самого большого не только в стране – в Европе – вокзала.
Здесь же, где-то в закоулках подземных коридоров, находилась и знаменитая Черная дверь, через которую, как утверждали завсегдатаи и аборигены «Атлантиды», можно было попасть в секретные тоннели правительственного метро. Правда, понять, какая из многочисленных железных дверей, имеющихся в переходе, та самая, было совершенно невозможно. За одними торговцы складировали товар, за другими хранился немудреный уборщицкий инвентарь, третьи вовсе оказывались наглухо заваренными. Но слухи о Черной двери продолжают жить. Видимо – неспроста...
Днем под Курком кипела оживленная, обычная, понятная и москвичам, и гостям столицы жизнь.
Ломились куда-то, вытаращив глаза и покрепче стискивая в руках сумки и баулы, приезжие. С недовольными минами целеустремленно резали толпу коренные жители первопрестольной, волею судеб попавшие в «Атлантиду».
Десятки ларьков и ларечков, прижавшись к кафельным стенам, торговали всякой всячиной, от сигарет и лимонада до холодного (и не только!) оружия и милицейской формы. Шныряли в толпе щипачи-карманники, сидели у стен нищие, горделиво распихивая мирных граждан квадратными плечами, прохаживались стражи порядка.
Цыганки высматривали в толпе потенциальных лохов, а высмотрев, кидались всем скопом, и вот уже побледневшая жертва, прижатая к грязноватому кафелю стены, по-бараньи блеет что-то про неверие в гадание и убежденный материализм. Спустя несколько минут черноглазые дочери кибиток исчезнут, а адепт материализма полными ужаса и непонимания глазами будет разглядывать пустой бумажник.
Отдельно, стайкой, топчутся в закутке у поворота к вокзалу бановые – вокзальные бомжихи-проститутки. Есть здесь и сорокалетние матроны, украшенные фингалами и шрамами, и четырнадцатилетние девчушки с ярко размалеванными дешевой косметикой рожицами. Но вне зависимости от возраста цена «за разок» у всех одна – пара бутылок водки, забитый косяк или три-четыре сотни рублей.
Французы придумали замечательную фразу, объясняющую сразу все в этом мире, и в том числе то, что происходит в переходе под Курком. Се ля ви – ни убавить, ни прибавить...
Шумная и оживленная днем, к вечеру «Атлантида» преображается. На город опускается ночь. Порядочные и где-то даже честные люди покидают свои офисы, конторы и заводские цехи, стремясь как можно скорее добраться до уютных, пусть и размером с курятник, квартирок, а в переходе при тех же декорациях разительно меняется состав труппы.
Они выползают из неведомых тупичков и вокзальных подсобок. Их движения ленивы и нетверды, они ходят качающейся мореманской походкой, но взгляды из-под полуопущенных век цепки и полны злобного азарта.
Их немного, обычно три-четыре бригады по пять-восемь человек. В общей колготне они не видны, и лишь опытный глаз выцепит из людской мешанины бледные, опухшие или, наоборот, изможденно-худые лица.
Но владельцы опытных глаз вместе со своими рациями, автоматами и дубинками уже покинули подземные тоннели. У милиции свои дела в это время суток, и пасти незарегистрированных приезжих, а также доить незаконных торговцев в переходе они продолжат завтра.
Поначалу бригады просто фланируют по всему переходу и его ответвлениям, прочесывая толпу, словно гребень – волосы. Наметив жертву, то одна, то другая компания на какое-то время исчезает, а затем возвращается, либо отягощенная добычей в виде нескольких купюр, часов и колец-сережек, либо пустая, и вновь подключается к «чесу».
Но вот толпа рассосалась. Близится время «Ч» и метро уже затворило свои стеклянные двери. Одинокие прохожие нет-нет да и заскочат в переход, но это либо мрачные и злые работяги, у которых в карманах, кроме мятой десятки и не менее мятой пачки «Примы», ничего нет, либо подвыпившие сборщики банок и бутылок.
И тогда бригады поднимаются на поверхность. Они расползаются по окрестностям вокзала, патрулируют улицы, дежурят у дверей кафе и ресторанов.
Их главная добыча – подвыпившие любители кабацких гулянок и посиделок. Их главная цель – набрать, «натырить», «наскокать» достаточно «баблосов» на «дозняк», чтобы пережить эту ночь и следующий день.
Настоящие, не выдуманные столичные вампиры, они еженощно выходят на охоту. Им не нужна кровь, но без нее не обходится практически ни один «скачок». Они сосут и сосут из людей деньги, тут же, в надежных точках, разбросанных по окрестностям Курка, превращая их в зелье, дарящее, пусть и на время, покой и тихую радость бытия.
...Бригада Припуха в ту ночь отоварилась удачно. Пожилой упакованный айзер и его длинноногая блондинистая спутница – редкая добыча. Сластолюбивого южного гостя подвело либидо. Покинув дорогой ресторанчик на углу Земляного вала и Казенного переулка, он, пьяновато покачиваясь, усадил свою пассию в низкий черный «Ниссан». Хлопнула дверца, но вместо того, чтобы отправиться восвояси, «Ниссан» отъехал в тупичок между домами и потушил фары.
Никита, за жутко запавшие глаза прозванный Мэнсоном, первым заприметил в тени домов мерно и ритмично покачивающуюся машину. Бригада совещалась недолго.
«Ниссан» был взят стремительным штурмом. Припух сам выбил водительское окно полукилограммовой гирькой, обернутой рукавом свитера. Ей же глушанул айзера прямо по покрытому редкими курчавыми волосами затылку.
Блондинка, судорожно натягивая на белые налитые груди мятую рубашку своего кавалера, наладилась было заорать, но получила в лоб кастетом и, жалобно всхлипнув, расползлась по сиденью.
Улов оказался богатым – почти три тонны баксов, двенадцать с копейками тысяч «рубленых енотов», толстенная витая «голда» с шеи южного гостя, цепка и золотой крестик его подруги, пяток колец с камушками с ее тонких пальчиков и шикарная золотая печатка с платиновой напайкой и брюликом.
