Александр Зорич - Люби и властвуй
– Этого вниз, как обычно, ― бросил Лагха, ураганом проносясь мимо хранящего неподвижность на деревянных носилках Эгина.
Сознание рах-саванна в этот момент было занято одним печальным парадоксом. Ему двадцать семь. Лагхе ― тоже с виду не больше двадцати семи. Но он, Эгин, ― рах-саванн, по большому счету мальчик на побегушках. А Лагха… Эгин был так увлечен своими мыслями, что даже не заметил, что последние слова гнорра были сказаны по его поводу.
Знахаря к нему, разумеется, не прислали. Быть может, оттого, что быстрое и безболезненное выздоровление преступного рах-саванна не входило в планы Лагхи. А быть может, потому, что ни на одном из четырех кораблей «Голубого Лосося» Знахаря не было. Правда, и без постороннего вмешательства рана Эгина заживала с поразительной быстротой. Меч, направленный искусной Тарой, рассек большую мышцу спины Эгина наискосок, не задев ни позвоночника, ни важных артерий, ни сухожилий. Этн, разумеется, потерял много крови, благодаря чему, собственно, и произвел на варанцев впечатление сильно, хотя и не безнадежно раненного.
Но потеря крови ― не самая страшная потеря. Эгина куда больше беспокоили судьбы его товарищей по несчастью. Как там Иланаф, Дотанагела, Самеллан? И, главное, жива ли Тара? Эгин не сомневался в том, что положительный ответ на последний вопрос значительно ускорил бы его выздоровление.
Его не беспокоили. Его оставили в полном одиночестве, которое два раза в день нарушал курносый веснушчатый матрос, в котором Эгин, как ни присматривался к его повадкам, так и не признал офицера Свода. Матрос приносил завтрак и ужин, выносил нечистоты, на вопросы отвечал односложно. «Да», «нет», «не знаю». Причем на все даже самые элементарные вопросы, в том числе и на вопрос: «Как тебя звать?» ― он отвечал:
«Не знаю». У Эгина, разумеется, быстро пропала охота предаваться болтовне с мальчишкой, которого его же собственные коллеги застращали запретами до такой степени, что он уже собственного имени не знает.
На второй день Эгин почувствовал себя несколько лучше и изменил политику.
– Мы плывем в Пиннарин? Да? ― быстро спросил он, не давая матросу времени на раздумья.
– Да! Не знаю! Нет! ― таков был ярчайший логический перл, исторгнутый веснушчатым матросом, для которого, в отличие от офицеров Свода, было внове следить за своим языком. И вдобавок делать это быстро.
Впрочем, в том, что четыре оставшихся в распоряжении князя «Голубых Лосося» движутся в столицу на всех парусах, Эгин и без того не сомневался. А то куда же? Получать награды, казнить пленных мятежников, награждать доблестных героев. И зализывать раны.
Разговоры гнорра с капитаном и аррумами, услышанные на палубе в день отплытия с Цинора, дали Эгину пищу для размышлений как минимум на ближайшие сутки. За время службы в Своде Эгин привык высасывать смысл из случайных слов, словно паук ― соки из пойманной и опутанной липкими нитями мухи. Выпивать все самое ценное, важное, принципиальное, оставляя лишь шелуху вежливых витийств. Выдавливать из жестов, интонаций и обмолвок, говорящих все.
Что же он выдавил из сказанного «молодым человеком небесной красоты», если воспользоваться меткой, хотя и двусмысленной характеристикой Лагхи, пожалованной ему пар-арценцем Опоры Писаний Дотанагелой?
Варанцы удалялись от Цинора на всех парусах. Они разбили смегов при Хоц-Дзанге, но кое-кому из защитников крепости-розы удалось найти свое спасение в бегстве и скрыться в горах, где им известна каждая козья тропа.
Варанцы не стали преследовать их, опасаясь… ловушки? Новой неведомой опасности, которая напугала гнорра больше, чем Говорящие? Совокупной магической силы Дотанагелы, Знахаря и Лиг?
Так или иначе выходило, что сразу после разгрома крепости свежие силы смегов стали готовиться к ответному нападению на Хоц-Дзанг, где жадные до всякой магической всячины копошились люди Свода Равновесия под охраной морской пехоты «лососей».
Но гнорр не был столь глуп, чтобы ожидать, пока к новым, на этот раз неподдельным руинам Хоц-Дзанга подойдут резервы из крепости Хоц-Ия. Смеги опоздали. Ибо не могли успеть. Потому что Лагха не стал задерживаться в Хоц-Дзанге дольше чем на двадцать четыре часа, которых хватило для того, чтобы насобирать полные сундуки трофеев, измененной материи, подобрать раненых и пересчитать сталью немногих пленных. Сразу после этого Лагха отдал приказ спускаться вниз, к побережью.
Гнорр был силен. Но не столь силен, как казалось Эгину в тот момент, когда стены-лепестки Хоц-Дзанга облетали один за одним. Гнорр был силен, но не всемогущ. И, главное, он очень спешил. Спешил вернуться в Пиннарин, где еще до отплытия в карательную экспедицию чуял приближение очень недобрых событий.
Благодаря своей быстроходности, до которой было далеко кораблям смегов, «Голубые Лососи» могли не бояться преследователей. Но преследователей Лагха, похоже, и так не боялся. Кому как не ему было знать, сколько морских лиг за час покрывает «Звезда Глубин». Но тем не менее Лагха, острословящий и расхаживающий по палубе в щегольском кафтане, с изумрудным медальоном на шее, этот самоуверенный и изысканный Лагха казался испуганным. Его правильное лицо, которым он владел вполне, все же выдавало тревогу. Даже с трудом ворочавший языком Эгин, лежащий словно бревно на носилках, смог заметить это.
Чего же он боялся? Мести развоплощенных призраков? Каких-то новых, неизвестных, но, безусловно, пагубных для Варана последствий, к которым может привести использование Танца Садовника Шета оке Лагина? Смегов, вооруженных «молниями Аюта»? Лиг, которая не ровен час пустит в ход какой-нибудь сугубо аютский трюк, от чего красивые волосы Лагхи вылезут за неделю, а его кожа сгниет под струпьями неискоренимой «ветроеды»? Неужели Лагха, только что победивший смегов, боялся все тех же смегов? Или Знахаря с Дотанагелой, которым, судя по некоторым косвенным данным, удалось все-таки избегнуть ласковых объятий своего сияющего, прекрасного гнорра с алу-стральской искоркой в глубине бездонных серых глаз?
И тут Эгина осенило. Нет, смеги были ни при чем. Лагха наверняка трезво оценил опасность, принял меры и все просчитал. Со смегами все было ясно. И хоть задерживаться в Хоц-Дзанге все равно не стоило, спешить в Пиннарин сломя голову тоже было незачем. Дотанагела и Знахарь ― вот кто были действительными потайными двигателями в этой ситуации. И не потому, что сейчас они бродят где-то по горным тропам около Хоц-Ия. А потому, что их нет в Пин-нарине.
Где Дотанагела ― в Хоц-Ия или в Святой Земле Грем? Неважно. Главное, что Опора Писаний временно обезглавлена, ибо Дотанагела, обладавший непререкаемым авторитетом и огромной властью, не оставил ни преемника, ни даже намека на преемственность. Опора Единства наверняка тоже осталась без пастыря. Эгин был готов биться об заклад, что пар-арценц Опоры Единства сейчас правит бал и шепчет под руку капитану «Гребня Удачи». Знахаря тоже нет, и остается открытым вопрос о том, есть ли у него замена в Варане. Но самое главное, что весь Свод Равновесия в целом остался без гнорра, а весь чудовищный девятиярусный корабль с двуострой секирой на куполе ― без кормчего. Без единой всеподминающей воли. Остался впервые за всю историю существования.