Анастасия Калямина - Волшебство на грани
Только эти существа не могли видеть Желлистина, сидящего на сияющем колесе. Колесо защищало его от посторонних глаз. Ведь Желлистину не нравилась собственная внешность.
Бог Желлистин не хотел смотреть на свою планету, потому что на ней не было никаких живых ромбов, кубов, кругов, треугольников. Всех тех, чье существование он смог бы вытерпеть.
Он создал мир, и пожалел об этом. Да и существа, на нём проживающие, были очень похожи на Юслимана. "Надо было делать их по своему подобию" - Горестно подумал Желлистин, и стал думать, как избавить мир от такого большого количества самонадеянных единорогов. Он решил призвать себе в помощь других богов, которые могли путешествовать сквозь Колльдинсы.
Зато, планета перестала быть такой холодной"...
Я закрыл книгу и положил её на тумбочку, рядом с амулетом Карсилины. Помню, как-то в детстве мне мама читала эту легенду. Тогда я очень смеялся, представляя недовольный ромбик и планету, на которой жили ехидные единороги. Причём, у единорогов были очень острые зубы, как у акул. Ох уж это детское воображение! Интересно, а у древних массийцев все божества были такие закомплексованные?
Вскоре меня навестить пришли Альфред и Мартина. Видимо, когда они сюда шли, обсуждали что-то. Я открыл им дверь.
Они вошли в палату, и даже не улыбались. Когда Альфред взглянул на медальон своей старшей сестры, покоившийся на тумбочке, то помрачнел ещё больше. Он взял его и положил на ладонь.
- Ты вспомнил, что тогда случилось? - спросила Мартина.
Я хотел ответить, но Альфред не дал этого сделать:
- Он не сможет вспомнить! Если только...
Их слова не предвещали ничего хорошего.
- Вы о чём? - настороженно поинтересовался я.
Альфред промолчал. Мартина открыла свою клетчатую сумку, достала газету и дрожащей рукой протянула её брату.
- Те, кто приходил до нас, говорили что-нибудь про Карси? - Альфред взял газету и положил медальон обратно на тумбочку.
- Они сказали, что Кари уехала. На какую-то олимпиаду от университета.
Беспокойство нарастало. Не понимаю, почему Карси сама об этом не сообщила, да и медальон оставила! Я и до визита Альфреда с Мартиной очень из-за этого переживал.
- Она даже ЛЭПСу не прислала... - Сказал я.
Альфред переглянулся с сестрой и сказал:
- Семён, она не напишет...
- Почему? - я даже растерялся.
- Тебе лучше присесть... - В свою очередь добавила Мартина и усадила меня на стул.
Её брат выдержал паузу, не решаясь, этого сказать, затем вздохнул и выдал:
- Прохор Платонович уговорил врачей, чтоб они заблокировали тебе некоторые воспоминания. - Он старался, чтоб голос звучал спокойно.
- Что за...
- Ты ведь не помнишь, что Карси умерла.
Я вздрогнул и посмотрел на Альфреда. Может, он мне соврал?
- Это правда. - И он дал мне газету.
Газета за двадцать шестое ноября. Первая полоса гласила: "Жестокий удар Гадритты Трегторф! Принцесса Карсилина убита главой "ОбГаТра"!"...
Дальше я читать не смог, в глазах затуманилось от слёз.
На меня накатили воспоминания, которые так старательно блокировали доктора. Это было невыносимо.
Альфред и Мартина ушли, решив, что мне стоит побыть одному.
18
Бал в подземелье
Через неделю меня выписали. Доктора, конечно, до-последнего отказывались это делать, ссылаясь на то, что я ещё слишком болен, и не хотели рисковать. Но тётя Ира их уломала. Тем более, врачам удалось добиться, стабильности. Отчасти этому способствовала моя кратковременная амнезия, а может и то, что они каждый день и не по одному разу напускали успокоительные чары.
Хотя, мне нельзя было волноваться, существовала вероятность, что снова смогу выкинуть этот "фокус" с температурой.
Отец зашел ровно в одиннадцать дня, весь такой солидный, впрочем, как и всегда. Он принёс мне одежду, каких-то шибко жизнерадостных тонов. Я, вопреки его желанию, надел тот чёрный костюм, в котором меня сюда привезли, повесил на шею золотой медальон Карсилины, спрятав его под рубашку.
Когда мы вышли из больницы, в глаза сразу же ударил яркий солнечный свет, от которого я почти отвык. Отец подвёл меня к раритетному чёрному автомобилю. Если честно, раньше я думал, что он не умеет водить.
- Значит так. Во дворец мы сейчас не поедем. - Сказал он, подождав пока я займу своё место на заднем сиденье, и заводя машину.
- Почему?
- Я хочу, Семён, чтобы ты жил со мной. - Ответил он, поправляя зеркальце. - Ты всё-таки мой сын, и я должен о тебе заботиться.
- Не надо обо мне заботиться. - Не согласился я. - Уже не маленький...
- Ошибаешься. - Улыбнулся тот. - Для меня ты всегда останешься глупеньким маленьким мальчиком!
Не помню, чтобы до этого видел, как он улыбается.
- Мне нужно обратно во дворец, там Карси... - Я оставался печальным, не переставая думать о ней. - Да и тебе с Фольмой мешать не хочу. У вас скоро ребёнок появится...
- Пока ты болен, будешь жить у меня, и точка! - отрезал Прохор. - А там видно будет.
На этом наш диалог закончился. Отец молчал всю дорогу, а я не хотел разговаривать.
Мы доехали до его особняка. Розы, которые произрастали у него во дворе, были ухоженные и цвели яркими крупными пятнами, на фоне мрачного фасада.
- Знаю, тут ещё многое нужно переделать. - Рассказывал отец, когда мы шли по каменной дорожке, ведущей к крыльцу. - Нужно убрать эту угнетающую обстановку. Решил начать с роз. Оказалось, что Навира очень любит выращивать цветы. Немного магии, и они могут цвести хоть круглый год! Она, кстати, пирожков напекла, специально к твоему приезду...
Он ещё что-то болтал, но я его не слушал. Окружающая действительность казалась скучной, как старая потрёпанная фотография, на которой нельзя ничего различить.
Я подошёл к цветущему кусту роз, и протянул руку к большому алому цветку, как будто сомневался в его подлинности. Осторожно коснулся его насыщенных лепестков, цветок вдруг поник, почернел и ссохся. Он оторвался от потемневшего стебля и упал, разбившись, словно был стеклянным.
- Семён! Ты чего делаешь! - испугался отец.
- Это случайно.
- Не подходи больше к цветам, они ещё живые. Тут нужна положительная энергетика! Они пропускают сквозь себя эмоции, ощущают наше состояние через прикосновение.
- Ты в этом так разбираешься...
- В своё время, я погубил розы, которые посадила твоя мама. Я был безутешен, думал, что они дадут хотя бы крошечное ощущение того, что Фолия рядом, но цветы умирали, как только я их касался. Не мог остановиться....
Он вздохнул и воскликнул с горечью:
