Екатерина Бобровенко - Путешествие по Долине Надежды (СИ)
Варг придвинулся совсем близко к ней, глядя глаза в глаза, и душа его, вся его сущность полыхала теперь яростным огнем. Черным пламенем, выжигающим все вокруг себя.
Мэреш зажмурилась, стараясь отогнать наваждение — впервые за ее жизнь ее способности работали против нее.
— Барьер никогда не падет! — стараясь пересилить жгучую боль в запястьях, выдавила она. Пальцы, сжимающие кольцо, горели и ныли, отдаваясь болезненной дрожью по всему телу. Хранительница чувствовала, что вот-вот бросит его и сама бессильно повалиться на землю следом за кольцом.
— Не падет? — Рохен вдруг разжал пальцы, отпуская ее, и отодвинулся в сторону, потирая ладони. — Оставим эту проблему моей дочери и вашему «Избранному» Уж они-то о ней позаботиться.
Он снова усмехнулся, наблюдая, какое замешательство и смятения вызвали в Мэреш его слова.
«Дочь?»
«Избранный?»
Все сразу встало на свои места, как кусочки одного большого пазла.
Необычная для этрионцев внешность Примы, ее внезапное исчезновение, появление варгов в Долине, странная аура Кэрен. Все вдруг перемешалось, перестроилось и сложилось заново, открывая уже новую версию произошедшего. Весь его обман.
— Ты…
— Мне очень жаль. Честно, — варг сочувственно улыбнулся. Черное кольцо на его пальце светилось и переливалось странным, дрожащим желтым светом, но Мэреш не придала этому смысла. Потому что только его слова — только то впечатление, которое они произвели на нее, — имело сейчас смысл. Только они. — Мне действительно жаль тебя и того, что ты уже не увидишь, как падет твой город. Но пойми, — он вдруг снова оказался совсем близко к ней, щекоча дыханием ее кожу, — волк меняет шкуру, а не натуру.
Яркая вспышка сорвалась с его пальцев, врезаясь, сбивая Мэреш с ног, накрывая лавиной внезапной боли. Нестерпимо резкой, обжигающей. Будто внутри нее внезапно разгорелся бурный пожар. Неистовый, яростный. Как тот взгляд, смотрящий на нее сквозь полуопущенные ресницы.
Боль нарастала, давила, мучила. Заставляя содрогаться, стонать.
Хранительница не слышала своего крика, она перестала что-либо замечать вокруг — только огонь, пожирающий ее изнутри. Но до последнего держалась за обрывки сознания, не давая покинуть себя. И лишь одни слова — ЕГО слова — сейчас имели значение. Только они…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Светя другим, сгорая сам
Черная мембрана портала вздрогнула и прогнулась, пропуская через себя путников. На миг перед глазами воцарилась густая, непросветная тьма. Почти физически ощутимая, она давила, мешая дышать, заставляя сердце холодеть и замирать от внезапно накатывающего ужаса. Ужаса, что эта ночь — эта жуткая, мертвая мгла — может никогда не кончиться.
Но она отступила. Медленно, нехотя, клочками сползая с кожи, с волос, одежды, цепляясь и упираясь до последнего. И все же отступила, вновь скрываясь в мрачных подземных лабиринтах, где была полноправной хозяйкой наравне с самой смертью.
В лицо ударил неожиданный порыв ветра, несущий с собой свежий аромат утренней росы и цветов, от непривычно яркого света пришлось на мгновение зажмуриться, в ожидании, когда глаза привыкнут к новому освещению, слух ласкал нежный шепот шелестящей травы.
Кэрен оглянулась по сторонам. Она догадывалась, где окажется, даже почти знала это, но все равно после долгой ночи, проведенной в полной темноте, в сыром холодном подземелье без единой живой души, без малейшего шороха или движения извне, увиденное радовало и потрясало одновременно.
Зеленая долина, занимавшая все пространство от одного горного хребта до другого, выглядела как прежде: величавой, спокойно-безмятежной, свободно раскинувшейся среди обманчиво большой территории вдоль каменных стен.
Залитая по-утренне чистым и ровным, казалось, чуть дрожащем светом яркого, светло-голубого оттенка, она казалась чем-то сказочным, необычным… и одновременно странным. Словно в ее внешнем виде что-то неуловимо и, одновременно с этим очень значительно, изменилось.
Словно она хотела что-то сказать, объяснить, намекнуть, дать какое-то напутствие. Но Кэрен не могла понять, какое. В последнее время она вообще мало в чем могла разобраться…
…Прима вздрогнула, ощутив на себе ее взгляд — вопросительный, подавленный, жалкий. И резко отвернулась. Потому что это был ЕЕ взгляд. Тот самый, каким она еще несколько недель назад сама смотрела на окружающее, ощущая, как поднимается внутри волна враждебного страха. И не могла признаться себе, что это чувство — тяжелое, навязчивое, давящее — все еще продолжает жить где-то в глубине души, затаившись, спрятавшись под покровом густой тьмы. Что оно продолжает временами оживать в ней, подниматься, расти, заставляя в страхе вздрагивать и забиваться в угол, в тщетной попытке укрыться.
И теперь не могла признаться, что ощутила, прочувствовала — поняла — каково это — быть сейчас на месте Кэрен. Ничего незнающей, не понимающей, совершенно сбитой с толка. Теперь она по-настоящему ПОЧУВСТВОВАЛА это. Изо всех сил пыталась отвергнуть эту странную, неожиданно накатившую на нее ясность, но вялое сопротивление ума, слабые, ничего не стоящие попытки сопротивления, не могли заглушить того ясного, тревожащего, жгучего ощущения, что продолжало с каждой секундой нарастать в ней.
— Амбер! — сквозь туманную завесу, застлавшую ее мысли, Прима ощутила вдруг слабую вибрацию чьего-то голоса и машинально шагнула ему навстречу, почти не осознавая, что делает. — Пора.
Джейк уверенно кивнул, видя ее вопросительный взгляд, и, чуть покачнувшись, отступил в сторону, заложив руки за спину.
Неожиданный порыв ветра резко ударил в лицо, ободряя своей ледяной прохладой, возвращая ясность ума. И Прима была благодарна ему за это.
— Начинай, дорогая, — ласково произнесла она, оборачиваясь к Кэрен.
Девочка глубоко вздохнула, не зная, к чему готовиться, и зажмурившись, протянула руку к невидимой грани Защитного Барьера…
…
…Сквозь плотно сомкнутые веки медленно пробирался рассвет. Он все разгорался, пробиваясь сквозь темноту, расчерчивая небо тонкой, изогнутой полоской искристой зари, обволакивал, укутывал в нежное, уютное покрывало теплых солнечных лучей. Расцвечивал окружающую черноту яркими жизненными красками утра.
Обрамленная золотистым сиянием солнечного света, с высоким морем мягкой колышущейся на ветру травы, со светлеющим, расцвеченным первыми лучами, небом и серебряными шпилями Лэранта вдали — именно такой запомнила долину Юнг Лина. В ее самый последний день. И теперь раз за разом — снова и снова — прокручивала в голове картинки-воспоминания, стараясь навсегда запомнить, запечатать в памяти даже самые мельчайшие детали. Потому что ничего, кроме воспоминаний, ей больше не оставалось.
