Ксенольетта Мечтательная - Танец строптивых
— Что это? — задала вопрос Элания.
Я обернулась. Темный жнец осветился. Преподаватели вновь спешно активировали барьер. Успели вовремя. Гигантская волна синей энергии с огромной скоростью прошла по полю, ударяясь о защитный барьер и отражаясь, отлетая обратно и ударяясь ровно в хрусталь маленькой статуэтки на пирамиде. Корпус лопнул и темно-фиолетовый осколок, постукивая покатился вниз по камням, ударяясь веселым звоном. Я затаила дыхание, когда он навис на краешке. Ничего не происходило. Ветерок подул сильнее. Кобеан остановился, вглядываясь с прищуром во все происходящее. Нестаргонский поднял голову. Все мы чего-то ждали. Надеялись? На что?
Ветерок вновь подул, подхватывая крошечную боковину осколка и чуть поворачивая его. Он скатился дальше. Еще один звон и он отскакивает от бокового выступа камня, чтобы упасть ровно на грудь Риаса.
— Боги отозвались? — в полной тишине задал вопрос Нестаргонский.
Осколок засиял фиолетовым цветом, смешиваясь с кровью Риаса. Остатки темной магии в бездвижном, мертвом теле блондина засуетились, поглощая новую для себя магию. Мы смотрели за этим уже не так с надеждой. Риас был мертв, а вот его магия грозилась натворить дел. Она не остановится только на осколке. Я первая бросилась к входу барьера, что уже был перезапущен. Моя команда бежала следом. Нестаргонский тоже ринулся с нами. Щиты Райана уже были на нас. Октавий и Эмбер не смогли нас остановить. С кем мне предстоит бороться? Как остановить магию в мертвом теле?
Мы быстро пересекли площадку, чтобы чуть медленней взобраться на пирамиду. Я вздрогнула и мои слезы вновь потекли ручьем, когда смотрела в открытые, мертвые глаза Риаса. Я, не глядя, закрыла их. Щиты Райана уходили с такой скоростью, что времени на раздумья было немного.
— Элания ты всегда действовала правильней всех! Действуй же! Не стой! — выкрикнула я, силясь перекрыть боль в груди и слезы.
— Я не знаю! — кричала в ответ на меня девушка, но воззвала к своему исцелению.
Мы не знали, что делать. Она затягивала раны на трупе, теряя больше половины силы, потому что ее поглощала искра Риаса.
— Прекрати! Это не поможет, — встрял Нестаргонский.
— А что поможет?! — взъелась в ответ Элания, вытирая свои слезы.
— Я не знаю, — обреченно высказал наследник, опять хватаясь за голову.
— Я больше не могу, — оповестил Райан, когда его щиты слетели.
— Зачем мы вообще сюда прибежали?! — крикнул Мони.
Я изогнулась от новой боли. Эта боль была мне знакома. Когда всю твою суть выворачивают наизнанку, когда магию пробуждают насильно, вырывая ее из тебя. Но сейчас никто не остановит и не возьмет под контроль силу. А хочу ли я магию? Хочу ли я жить? Уже ничего не хочу. Ничего не нужно. Я падаю, обнимаю Риаса. Внизу кричат друзья, которые успели отбежать. Я через боль, перевожу взгляд. Райан пытается вернуться, чтобы забрать меня, но Мони и Тиретис удерживают его. Элания смотрит на меня с обидой и сдерживает рвущиеся рыдания. Киви не сдерживается, она рыдает. Сил смотреть больше нет и я закрываю глаза, стискивая зубы. Так больно, что хочется кричать и я не сдерживаюсь. Но боль отпускает, а сила еще при мне. Мы смогли остановить и победить? Райан придумал что-то?
Я отскочила, когда Риас зашелся в кашле. Боялась пошевелиться, чтобы развеять мираж, иллюзию. Сердце замедлилось, почти остановилось. Показалось? Он лежал без движений. Не дышал. Я вновь судорожно вздохнула, собираясь разреветься. Но он вновь закашлял, сделал вдох, выдох. Открыл глаза, сильно щурясь и моргая.
— Боги, Ори. Что ты сделала со мной, милая? За что? — сипло прохрипел Риас.
Перед тем, как сознание все же покинуло меня, я увидела, как Нестаргонский растеряв все величие, спешно поднимался к нам.
Глава 26. Откровение
— Риас, выплюнь эту невкусную магию! — просил Октавий.
— Да не могу я! Ясно? — выкрикнул в ответ Риас и закрыл лицо, чтобы громко застонать.
Меня привели в чувство не сразу. Пока я находилась в беспамятстве от пережитого стресса, Риаса успели привести в чувство и подлатать. Из него сразу выжали ту магию, что он успел поглотить, кроме двух. Магия жнеца и Ларира прижились в его темной стихии, как родные. Это если не верить глазам, а словам восставшего мертвеца. Когда он призывал темную стихию, то в черном тумане, то и дело синие вспышки сменялись на фиолетовые всполохи. Внешне он выглядел вполне себе живым и здоровым. Со стадиона его привели не в корпус целителей, а сразу в комнату. Пока он добирался, сильно успел перепугать и без того напуганных учащихся. Ведь все видели, как он умер, а тут живой. Чего спрашивается, столько народу слез пролило?
Сначала Эмбер с Октавием даже решили убедиться. Убеждения их выглядели скорее издевательством над бедным, еле способным мыслить парнем. Они порезали его ладонь, но кровь потекла живым, алым и веселеньким ручейком. Они даже предложили ему выпить крови, на что получили недвусмысленный посыл, оба. Но от предложения не отказывались, так как хотели убедиться, что он все же не нежить. В итоге так достали парня, что тот уже молил богов исправить все и вернуть, как было, пока не наткнулся взглядом на меня. Я вот возвращать, как было не хотела и не планировала. Я даже боялась прикоснуться к нему, чтобы он вдруг не исчез и не растаял.
— Ты осознаешь, чья эта магия?! Это же божественное зло! — разводил и возносил руки ввысь Октавий.
— Не могу я ее отделить! Я бы и рад, но не могу! Она, как своя ощущается!
Эмбер давно покинул комнату, отправляясь разбираться с последствиями экзамена и выдумывать достойную легенду зрителям. О происшествии руководством было решено никого не уведомлять. Тихонько сами себе все исправят. Практику для команды Нестаргонского не отменили, но на месяц их задержат. Риаса это время продержат под наблюдением в академии, а только в июле отправят в Мертвый лес, всего на два месяца.
С вопросом, о чудесном воскрешении, все еще пока не разобрались. Эмбер выдвигал теорию, что сработал Ларир и воскресил Риаса. Но так, как у него бог-создатель все же где-то существует, то он в здравом уме, насколько блондину это вообще дано. Октавий патетично вел рассказ своего предположения о высшем чувстве любви. А когда я высказалась, чтобы он прекратил издевательства, то просто сообщил, что я, видимо, настолько занудлива, что даже на том свете способна достать.
Что касалось обвинений Риаса в том, что я что-то с ним сделала и в чем-то виновата. Как выяснилось, когда он пробудился, то помнил только, как я плакала и то, что слезы эти по его вине. Остальное память подкинула гораздо позже, когда он уже дрожащими руками осушил не первый стакан воды. Темного жнеца вспоминал с таким испугом на лице, будто это не он его хамски доводил и даже смог убить, а кто-то другой. Оправдывался, что от страха просто чуть с ума не сошел, вот и поведение было такое.
