Сергей Шведов - Сын Чернобога
– По-твоему выходит, Нестор, что Велес – враг рода человеческого. А кто же тогда позаботится о наших стадах и о новом урожае? – спросил воевода Звенимир.
– Истинный бог позаботится, – отрезал ромей. – И не нужны ему кровавые жертвы, которые вы приносите деревянным идолам, а нужны лишь чистые помыслы да молитвы о помощи.
– Просить все же надо? – уточнил мечник Дергач.
– И просить надо, и постничать надо, и иные обряды, предписанные Христом, соблюдать надо. Даром-то в этом мире ничего не дается.
И ведь убедил ромей князя. Вместе с Богданом крестились все его мечники и ближники, к большой радости князя Биллуга и гана Кончака. Во всех христианских храмах Матархи звонили колокола, но не все тмутараканцы ликовали по этому поводу. Иные хмурились и беззвучно шептали злые слова в спину человеку, отрекшемуся от веры предков.
До Царьграда путь из Матархи был неблизок. Князь Богдан, никогда не бывавший прежде в море, поначалу сильно захворал и поистрепался желудком. Но с течением дней он привык к качке и обрел спокойствие духа, столь необходимое ему после принятия новой веры. Плыли они с ганом Кончаком в Царьград на двух ладьях. За веслами в основном сидели тмутараканцы, привыкшие к большой воде.
Из своих Богдан взял с собой лишь воеводу Звенимира да с десяток мечников для представительства. Всех остальных радимичей князь Биллуг обещал перебросить морем в Крым к возвращению князя Богдана. Именно из Крыма тмутараканцы, хазары и ромеи собирались совершить решительный бросок к Киеву, дабы навсегда покончить с варягами, успевшими рассориться за короткий срок едва ли не со всеми окрестными племенами.
Царьград поразил Богдана еще больше, чем Матарха. Ему и в голову прежде не приходило, что в подлунном мире могут существовать столь огромные города. Такую уймищу народу прокормить не смогла бы даже самая урожайная земля.
Едва ступив на константинопольскую пристань, Богдан испытал горячее желание закрыть руками уши. Гомон, стоящий здесь, мог навеки оставить глухим даже ко всему привычного человека. А на местном торгу радимицкий князь едва не заблудился. Если бы не помощь гана Кончака, то он никогда бы не вырвался из цепких рук черного как сажа человека, вцепившегося в полу его алого кафтана.
– Бес, истинный бес, – вскричал мечник Дергач и принялся неумело отмахиваться крестом.
А ган Кончак только посмеивался и, похоже, чувствовал себя в чужом городе как рыба в воде. Во всяком случае, дом своего давнего знакомого патрикия Никифора он отыскал без труда.
– Если в Царьграде так живут простые бояре, – вздохнул Звенислав, глядя на огромное каменное здание. – То как же здесь живут императоры?
– Только не вздумай назвать патрикия Никифора простым, – усмехнулся Кончак. – Врага наживешь на всю оставшуюся жизнь.
Патрикий действительно был тонкой штучкой, это Богдан определил с первого взгляда. Такого налима голыми руками не возьмешь. И внешность у него примечательная – жуковатый, курчавый, как молодой барашек, накрашенный и надушенный так, что к Богдану едва не вернулась хвороба, которую ган Кончак называл морской болезнью. Впрочем, хозяин предпочитал держаться от гостей на удалении, за что радимичи ему были очень благодарны.
– Баня-то у него есть? – спросил шепотом у скифа Звенимир.
– В Царьграде есть все, – отозвался Кончак, довольный приемом.
– А что же от него так несет, словно он от рождения не мылся.
– Это благовония, – едва не подавился смехом Кончак. – Привыкайте, варвары.
Местные бани радимичам не понравились. И пару в них маловато, и жар не тот. Разве можно приличную баню соорудить из камня – здесь дерево нужно. Только дерево способно хранить в себе силу неба, чтобы в нужный момент напитать ею человека. Судя по всему, ромеи вовсе не понимали вкуса жизни, потому и селились они в каменных домах, пусть и в красивых.
– Воля твоя, – вздохнул князь Богдан. – Но я свой деревянный терем на их каменные хоромины не променяю.
– Станешь великим князем в Киеве – будешь жить, как душа пожелает, – усмехнулся скиф.
Патрикий Никифор поспособствовал своему давнему торговому партнеру гану Кончаку. Не прошло и седмицы, как гостей из Матархи позвали во дворец императора. Вот где роскоши было с избытком. Даже каменный пол здесь блистал, словно озерная гладь под солнечными лучами, а уж золота, серебра и драгоценных камней во дворце было столько, что в глазах рябило.
В тронный зал гостей ввели далеко не сразу, заставив довольно долго маяться в прихожей, в окружении ближников и челядинов императора, разодетых в золотую парчу. Особенно поразили Богдана рослые гвардейцы ромейского владыки, у которых позолочены были и нагрудники, и поручи, и поножи. Стояли они недвижимо, словно идолы. Любопытный воевода Звенимир даже потрогал одного, вроде бы ненароком, дабы лично убедиться, что перед ним все-таки живая душа и не менее живая плоть.
Император Лев оказался молодым человеком, не достигшим еще тридцатилетнего возраста. На вошедших варваров он смотрел с интересом, но навстречу им не поднялся и заздравной чарки не поднес. Богдана поразил не столько император, сколько трон, на котором тот сидел. Казалось, он был отлит из чистого золота. Рядом с этим троном стояли два странных хищника, похожих на гепардов, но явно превосходящих их размерами. При виде варваров хищники зарычали, но с места не сдвинулись. Присмотревшись повнимательнее, Богдан пришел к выводу, что эти странные звери неживые, они сделаны из дерева и металла. Будь император Лев ребенком, князь не удивился бы присутствию близ трона таких больших игрушек, но мужу в силе и славе не пристало тратить время на подобные забавы.
– Приветствую вас, патрикий Севера, – произнес император заранее заготовленные слова.
– И мы желаем тебе здравия, августейший, – ответил за всех ган Кончак.
– Ты ждешь от меня помощи, князь? – спросил все тем же бесцветным голосом Лев.
– Да, августейший, – не стал спорить с ромеем радимич.
– Ты получишь ее, – равнодушно кивнул император, после чего потерял к гостям всякий интерес.
Патрикий Никифор сделал знак Кончаку, ган подтолкнул князя, а тот, в свою очередь, дернул за полу кафтана зазевавшегося воеводу Звенимира, после чего все четверо, пятясь, покинули тронный зал.
Богдан был откровенно разочарован приемом. Что же это такое – чарку не поднесли, к столу не пригласили, даже сесть не предложили. А император был словно с похмелья – и говорил с трудом, и на гостей смотрел вполглаза.
– Скажи спасибо, что тебя пред его светлые очи допустили, – усмехнулся ган Кончак. – Честь оказали.
Оно, конечно, каждый в своем доме вправе жить привычным для него рядом, но гостей надо уметь принять и угостить, как положено обычаем.
