Виталий Сертаков - Даг из клана Топоров
Позади вождей, во второй шеренге и по бокам глубокого строя, держались опытные хольды, отслужившие в ополчении не первый месяц. Они одевались проще, но почти у каждого имелась оленья куртка с костяными вкладышами и дорогой меч с инкрустацией. Дорогие мечи носили с небрежной гордостью, потому что их дарил отличившимся сам ландрман, а то и конунг. В кольце старших вояк стояли новички, они хорохорились, но чувствовали себя весьма неуверенно.
– Се-конунг Сигурд привык к битвам на море, и другие форинги тоже рвутся на свои драккары, – печально произнес старина Горм, оглядывая неровные ряды ополченцев. – Все привыкли к набегам. Кони у нас плохие, а у саксов и даже у венедов кони добрые… Я сто раз говорил Сигурду Короткая Нога, что надо учиться у византийцев. Надо учиться драться на берегу, а мы деремся всегда одинаково… бьем как тупым обухом, эх!
Будущим бойцам предстояли месяцы трудной учебы в военном лагере и месяцы на веслах, под командованием свирепых морских форингов. Олав проводил сына рыбака в расположение отряда Сигурда Короткая Нога. Там писарь занес его имя на табличку, младший херсир проверил оружие, доспехи и пищевой паек. На прощание мужчины клана обняли своего защитника, каждый сказал последние короткие слова.
– Жреца-тула ведут! Сам тул приехал! – зашелестело по рядам.
Предсказатель из Старой Упсалы самостоятельно передвигался с большим трудом. Нутряные и суставные хвори, нажитые непосильным служением в холодном храме, дали о себе знать уже в молодом возрасте. Но жрец сумел перешагнуть восьмой десяток. Он еще помнил времена, когда шведского конунга выбирали у священного Камня Мора, а нынешний правитель Бьорн бегал бесштанным мальчишкой. Вместе с его товарищами, такими же белобородыми скрюченными старцами, он круглый год следил за довольством асов и точностью жертвенных ритуалов. По праздникам он пил особые отвары, пел песни волков и прозревал будущее…
На тинг жреца привезли крепкие юные прислужники, чтобы тот лично зарезал овцу и сообщил ландрману о предстоящих знамениях. Старика вели под руки. Его волчья шуба волочилась по снегу, а на трясущейся голове угрожающе покачивался черный шлем с рогами-полумесяцами. Жрец направлялся туда, где у трех Столбов уже вкопали походную статую Одина.
– Тихо все! Слушайте «говорящего закон»!.. – пронеслось над рядами.
Постепенно многоголосый шум стих. Даг тянул шею, подпрыгивал за спинами взрослых, но так ничего бы и не увидел, если бы дядя Сверкер не посадил его к себе на плечи. Хавдинги кое-как выровняли ряды ополченцев, напротив кучно и порознь собрались женщины, купцы и холопы. Бонды держались по родственным группам. Отдельно, сплоченным отрядом, похожим на железный кулак, стояли наемные дружинники ландрмана. Рядом с Северянами устроился и Торир Белоглазый, и родичи Ингрид, и братья вдовы Гудрун, и соседи по маннгерду. Сутулый лагман откашлялся, для звонкости голоса выпил сырое яйцо:
– Слава мудрому Одину, подарившему нам землю и законы! Слава могучему Тору, подарившему нам силу, храбрость и железо! Слава плодовитому Фрейру, подарившему нам детей и детенышей нашему скоту!.. – Лагман еще долго басом выкрикивал славословия, толпа в едином порыве все громче повторяла за ним последние слова. Даг тоже стал шептать вместе со всеми. Еще немного – и ему стало казаться, что он уже вовсе не отдельный человек, а крошечная часть единого просыпающегося зверя.
– Слава конунгу Бьерну, – закончил лагман свое парадное выступление и передал слово ландрману Торстейну.
Грузного ландрмана Даг уже встречал на боях жеребцов, особого впечатления на него этот человек не произвел. Пожалуй, он стремился выглядеть красиво в седле, но получалось это неважно. Под Торстейном гарцевала лошадь редкой длинноногой породы, укрытая позолоченной попоной. Ландрман спешился, поочередно стал обнимать могучих бондов и судей, выстроившихся у гранитной плиты. Сам он к народу не обратился, наверное, не хватало силы в глотке. Следом за Торстейном, с приклеенной улыбкой, повторяя отцовские движения, выступал сын ландрмана, будущий ярл и наследник многих ленных земель. Этот парень со злой лощеной физиономией понравился Дагу еще меньше, но мальчик решил никому об этом не говорить. Восьмилетний Даг недавно заметил – почему-то всегда, когда он пытается честно поделиться с окружающими своими мыслями, дело заканчивается взбучкой, обидой или того хуже – дракой между взрослыми. Поэтому Даг никому не высказал своего мнения о вождях.
На открытых санях к гранитной плите подвезли дубовые колоды с личинами великих асов. Как положено, Одина установили в центре, его ближних соправителей – по бокам. Жрец-тул ударил ножом в горло распяленного барашка. Кровь ударила ему в руку, забрызгала до локтя – хороший знак! Херсиры заволновались, забормотали одобрительно. Один принял первую жертву с благосклонностью, это значит – зимний поход лейдунга станет успешным и сыновья вернутся домой!
– Слушайте добрые и недобрые вести! – снова прогудел «говорящий закон». – Кто имеет что-то сказать, пусть говорит после меня! Первое слово – от славного ландрмана Торстейна! Каждому рядовому дренгу повышается жалованье на четверть эйрира серебра. Каждому хольду, отслужившему полгода, – на пол-эйрира в мирное время! Каждому хавдингу – на эйрир серебра в мирное время!
– Хвала Торстейну! – рявкнули сотни луженых глоток.
– Хвала! Хвала! Се-конунг, мы с тобой!
Старый вождь проехался перед строем, спешился у подножия гранитной плиты, упал на колени перед жертвенной чашей. Прислужники конунга-жреца зарезали двух петухов. Кровь лилась ручьями с морщинистых рук рогатого старика, он схватил прут и стал стегать содержимое чаши. Люди затихли, когда Торстейн снова повернулся к ним лицом. У Дага заколотилось сердце. Он почувствовал, как неумолимо приближается нечто важное. Нечто такое, что заденет каждого и навсегда сломает ход мирной жизни.
– Мало…
– Этого мало великим асам… – прокатилось по рядам дружинников.
– Мало Отцу Павших! – возвысив голос, рыкнул тул. Дага затрясло не на шутку. Он верно угадал – назревало что-то необычное. Такого он еще не видел!
Пронзительно затрубил рог. Ему ответил другой, третий… Скоро стало казаться, будто сам воздух в котловине вибрирует от неумолчного дребезжащего звука. В чистом голубом небе кружили хищные птицы. Над рекой задымили костры, приправленные сладкими благовониями.
– Везут, везут, смотрите…
– Храни нас, великий Фрейр! Может, хоть в этом году уродится доброе зерно!
– Везут жертву… везут…
– Даг, там твой дядя Свейн! Хочешь ко мне на плечо?
– Свейн? – изумились рядом. – Разве он не в походе?
