Алина Лис - Изнанка гордыни
Налитые кровью зрачки изучают мое лицо. Он замечает синяк и прикладывает пальцы, словно сравнивая форму кровоподтека со своей рукой.
— Часто он тебя так ласкает?
— Не очень.
— Лицемерный ублюдок!
Я удивляюсь, заслышав в его голосе гнев. Меньше всего альбинос похож на рыцаря-защитника.
— Элвин всегда любил высокомерных сучек вроде тебя. Чтоб с гонором и не сразу давала. Но пожечь целую армию ради одной киски… чем ты его так зацепила?
— Не знаю.
— Небось, хороша в постели.
— Боюсь, что это не так.
— Давай проверю.
К горлу подкатывает дурнота. Мне противна мысль о близости с мужчиной. Любым мужчиной. Память о насилии не ушла, просто спряталась. Чтобы напоминать о себе приступами щемящей боли или страхом.
Вот как сейчас.
Вздрагиваю и порываюсь подняться. Он прикрикивает:
— Куда пошла? А ну села на место! Так-то лучше. Чего трусишь? Я бы тебя подергал за сладкие сиськи, но блондинчик взбесится. Он всегда был жаденышем. Не любит, когда берут его вещи. Разве что сама согласишься. Согласишься?
— Нет.
Я прикрываю глаза и пытаюсь успокоиться. Я же отомстила. Они мертвы. Все трое.
Все хорошо.
…не хорошо, не ври.
— Ага, так и знал. Все вы на нем виснете, кошки похотливые.
— Я не такая.
— Так я и поверил. Не надейся, шлюшка, он тебя тоже выкинет. Он со всеми так. Как надоешь — высморкается и вышвырнет.
— Хорошо бы побыстрее.
Альбинос пьяно хихикает:
— Что, правда, хочешь уйти? Вот умора!
Это открытие приводит его в отличное расположение духа.
К сожалению, Фергус далеко не так пьян и глуп, как кажется на первый взгляд. Когда я осторожно подвожу разговор к легенде об оружии, откованном на погибель злым чародеям, он сразу понимает к чему мои расспросы.
— Сказочки любишь? Да, кисонька? — ухмыляется он мне в лицо. — Выкуси. Элвин — мешок с дерьмом, но он мой брат. Не хватало, чтобы сисястая девка в ошейнике прирезала Стража.
— Я просто хочу снять это, — рука оттягивает ошейник — жест, за считанные дни ставший привычным. Эта полоска кожи душит меня и днем, и ночью. Мечтаю сорвать ее, вдохнуть свежего воздуха.
— Дай посмотрю, — я отшатываюсь от бледных рук, похожих на птичьи лапы, и Фергус снова смеется. — Да не бойся.
Мне не нравится его взгляд — голодный и алчущий. Не нравится, как он смотрит на меня — как на кусок свежеподжаренного мяса.
Снова становится страшно, но я знаю — нельзя показывать хищнику страх.
Если не хочешь стать жертвой.
Маг сказал — пока на мне ошейник, я под его защитой. Считаюсь его вещью. Фергус не полезет, если не дразнить его.
…а еще Элвин велел не заговаривать с Фергусом.
— Никто с тебя это не снимет. Никто не захочет с ним ссориться, — рассуждает меж тем альбинос. — Ты того не стоишь. Разве что я мог бы… — он делает многозначительную паузу, словно приглашая умолять его, но я молчу, и он продолжает:
— Мог бы обменять тебя на коня. И снять ошейник.
Я не спешу радоваться.
— А что взамен?
— Для начала — отсоси.
— Что?! — не понимаю о чем речь, и тогда он жестами и непристойными словами поясняет, что именно имел в виду.
Это отвратительно.
Боги, какая мерзость! Затыкаю рот рукой. Кажется, меня может стошнить от одной мысли о чем-то подобном. Фергус снова смеется.
— Видела бы ты свое лицо.
Я поднимаю взгляд и вжимаюсь в кресло.
Потому что в двери библиотеки стоит Элвин. И он зол.
Очень зол.
Фергус салютует ему бокалом:
— Привет, братик. Твоя кисонька, оказывается, ничего не знает про минет. Чего не научил?
— Живо в свою комнату, сеньорита, — сквозь зубы говорит маг и щурит потемневшие от гнева глаза.
Я встаю и по стеночке иду к выходу, невольно втягивая голову в плечи. Быстрей бы выбраться отсюда! Он по-прежнему стоит в дверном проеме и не думает посторониться, поэтому мне приходится протискиваться почти вплотную.
От него пахнет алкоголем и женскими духами — горький цитрус с ноткой миндаля.
Уже поднимаясь по ступенькам, слышу за спиной резкий голос мага, обращенный к брату:
— Пришло время съезжать.
Потом Элвин входит в библиотеку и прикрывает за собой дверь. Больше не доносится ни звука, и я гоню прочь мысли подслушать их спор. Страшно подумать, что маг со мной сделает, если поймает за этим занятием.
Приходится и правда идти в свою комнату.
Может они совсем поругаются и поубивают друг друга? Бывают же чудеса.
Чуда не случается, вскоре маг врывается ко мне:
— Я не предупреждал насчет Фергуса?
Отец в гневе багровел и начинал кричать. Элвин бледен и говорит тихо, но в его лице, сощуренных глазах, опасно ласковом голосе, появляется что-то, пугающее меня до дрожи. Сильнее, чем крики отца.
Маг уже пришел злым, как сотня демонов, а теперь еще и ссора с братом…
Ссора из-за меня.
— Так какого гриска, Франческа? Вас что — давно не били и не насиловали?
Это угроза?
— Все произошло случайно… — беспомощно говорю я, пятясь и не отрывая взгляда от его лица.
Упираюсь спиной в стену. Ошейник стягивает горло, напоминает — от хозяина не сбежать. Не стоит и пытаться.
И опять маг слишком близко. Ему как будто нравится вот так вторгаться — бесцеремонно, не спрашивая разрешения, не предупреждая.
Мгновенной, мучительной вспышкой память — свист плети, злые глаза отца, короткое “Терпи, потаскуха”.
Когда отец злился, я знала, чего ждать от него. Что сделает Элвин? Снова ударит? Принудит к чему-то унизительному? Изнасилует?
…кровавое солнце сквозь щели сарая, кислый запах браги и боль…
Нет! Не надо туда! Не буду вспоминать.
— У вас все происходит “случайно”, сеньорита, — жарко выдыхает он мне в ухо. — Может пора хоть немного начинать отвечать за свою жизнь?
В ответ приходит гнев. Сколько можно? Не позволю так с собой обращаться!
— Отойдите от меня, сеньор!
Это звучит неожиданно высокомерно, и маг зло щурится в ответ.
— С какой стати?
— Если в вас осталась хоть капля благородства…
— Сегодня только пара капель рябиновой настойки, — с издевкой в голосе перебивает он и подвигается еще ближе, прижимаясь ко мне. — Завтра не будет и этого.
— Вы подлец.
— Еще какой. Кстати, давненько я не делал подлостей.
Он берет меня за подбородок, заставляет взглянуть на себя. Горячее, смешанное с запахом алкоголя, дыхание опаляет щеку. На лице странная досада, в глазах злой огонек.
— Наказать вас что ли, сеньорита? — задумчиво говорит он. — Выпороть по примеру папаши Рино за непослушание.
