Алексей Фурман - Дар
– Кхе-кхе… Ну, так, значит, пришли ведуны, откликнулись на зов. Трое их было. Двое молоды лицом, третий – стар. Извели они оборотня, да только старику-то пришлось поплатиться за то головой. Н-да… – Филимон сокрушенно покачал головой, – Опечалились ведуны да и взяли с деревни плату за избавление неслыханную да страшную… страшную… – голос Филимона звучал все тише, глаза понемногу закрывались и, наконец, он совсем умолк, оттопырив нижнюю губу и свесив голову на грудь.
– Отец, – ведун осторожно тронул старика за плечо.
– Ась? – Филимон встрепенулся и, сощурившись, визгливо выкрикнул: – Вот я вам, засранцы голоштанные! Тудыт вашу растудыт!
Разомлевший на солнышке кот кубарем слетел с завалинки и, не разобравшись спросонья, что к чему, сиганул через забор в соседский двор.
– Отец, – ведун дернул Филимона за рукав. – Я тут.
– Ась? – старик обернулся на ведуна, и через пару мгновений лицо его расплылось в смущенной улыбке. – Заспал, вишь, решил, что мальчишки шалят.
Ведун понимающе улыбнулся.
– Так что дальше то было?
– Дальше? – Филимон нахмурился, припоминая, в каком месте прервался его рассказ. – На чем бишь я остановился-то?
– Ведуны убили оборотня, – подсказал ведун.
– Да, так оно и было, – подтвердил Филимон. – Вроде как и спокойствие после этого установилось, да только ненадолго. Пяти лет не минуло, как пришла в земли князя нашего новая беда: не успели люди от одного оборотня опамятоваться, как второй объявился. Да не на отшибе, а прямо под стенами замка княжеского лютовать стал. Во как! Сказывали, однако, что с тем оборотнем без ведунов управились. Вроде как Боги жрецу нашему пособили. А вскорости князь наш начал распродавать свои земли, а потом и вовсе надумал переезжать чуть не за пределы людских земель…
– Н-да, – Филимон с горечью вздохнул. – А ведь были времена…
– А с чего вдруг князь надумал переезжать? – осторожно поинтересовался ведун.
– С чего? – Филимон опустил голову. – Уж не знаю, сколько в том правды, а только поговаривали, будто жена князя была колдуньей. Да не простой, а из тех, что по глупости да гордыне своей великой с самими Богами дерзают спорить. Вот Боги-то ее и наказали: сама она жизни лишилась, а на род князя нашего проклятье навлекла. И будто бы проклятье это в том состоит, что нежить, с которой княгиня при жизни якшалась, после смерти ее будет ее же потомков преследовать и досаждать им, покуда вконец род князя нашего не изведется. Вот и решил, дескать, Рольф переехать подальше от жилых мест, чтоб, значит, его проклятье невинным людям не отлилось горькими слезами.
– Интересно, – пробормотал ведун. – Значит, князь ваш в глухомань переехал, чтобы от невинных людей беду отвести?
– Да вроде того, – Филимон пожал тощими плечами. – Мало ведь у кого из Владетелей во всем Тридолье было столько подручников, сколько у Рольфа! Теперь-то хорошо, если двадцатая часть осталась…
– А вы, то что ж за ним подались? Или проклятья не боитесь?
– Да как сказать, – Филимон потянул себя за бороду. – Не больно-то я верю в это проклятье. Боги, они, конечно, страшны во гневе, но к людям снисходительны. Да и жрец, я так смекаю, не стал бы в замке жить, если бы наш князь и вправду был у Богов в большой немилости.
– А чего ж он тогда в глухомань эту забрался? – не унимался ведун.
– Вот прилип как банный лист! – беззлобно взъерепенился старик. – Мне-то почем знать? Коли так интересно, так пойди у самого князя и спроси! А я одно знаю: по мне так уж лучше в глухомани да у Рольфа под рукой, чем с кем другим у царя под боком! Слышали мы, чай, как под другими-то князьями людишки живут. Мало кому жизнь медом кажется…
– Это точно, – поддакнул ведун.
– Правда, и наш князюшка в последние годки сильно изменился, – с грустью заметил Филимон. – Вспыльчив, говорят, стал не в меру. Из замка почти и не выходит, да и… – старик замялся и, покосившись на ведуна, махнул рукой. – Уж проклятье тому виной, аль еще что, а, по всему видать, не сладко ему живется.
– Одного я не понял, отец, – произнес ведун, помолчав. – Воевода-то здесь при чем? О нем ведь вроде разговор заводился?
– Так я не сказал? – удивился Филимон. – А вот не надо старших перебивать! Взяли, понимаешь, манеру… Оборотень тот, что в давние времена на деревню нашу глаз положил, отца-то Ильнарова первым жизни и лишил. То есть звали-то его тогда, конечно, еще не Ильнаром, а… – старик нахмурился, но, по всему видать, так и не смог припомнить прежнего имени воеводы. – Стадо он в ту ночь сторожил, отец-то. А Ильнар наш побежал спозаранку батяню проведать. Ну а на выгоне такое… – Филимон сурово сдвинул седые брови. – Мужики-то только следы расправы видели, а и тех наизнанку выворачивало. А мальцу-то, может… – Филимон понизил голос. – …и самого оборотня увидать довелось…. Во как! А ему ведь тогда лет пять было, не больше. Недели три он потом ни слова не говорил, мычал только. Потом заикался сильно, чуть не от каждого куста шарахался. Да только мальчишка с гонором оказался – сумел-таки страху своему хребет переломить да прожитое от себя отогнать. Вот и имя взял уздольское, чтоб, значит, страхи прошлые вернее обмануть. Вот такие дела.
– Да уж, – ведун задумчиво покачал головой. – Дела…
– Здорово, Филимон! – скрипучий старческий голос нарушил затянувшуюся тишину. – У тебя, я гляжу, гости.
Собеседники вынырнули из своих раздумий и разом подняли головы. У калитки стоял еще один дедок. Такой же сгорбленный и тощий, он был почти точной копией Филимона. Если бы еще заменить синюю рубаху на красную, так и вовсе не отличишь.
– Да вот! – Филимон гордо приосанился. – Сам господин ведун не погнушался беседой. Он хоть и… кхе, кхе, – старик виновато покосился на ведуна. – А к старшим уважение имеет, не то что нынешняя молодежь! Понимает, кто лучше жизнь-то знает. Так-то вот, Антох!
– Ведун, говоришь? – второй старик толкнул калитку и вошел во двор. Шаркая по дорожке старенькими лаптями, он приблизился к ведуну и внимательно на него посмотрел. У старика были выцветшие чуть не до белизны, слезящиеся глаза. Его руки, обтянутые желтой пергаментной кожей, были все в темных пятнах и слегка дрожали.
– А я ведь с ведунами вроде как в родстве, – сообщил старик, как следует разглядев гостя.
– Да ну? – ведун окинул его быстрым внимательным взглядом и отвел глаза. – Это как же?
– В неблизком, конечно, – уточнил старик, присаживаясь на завалинку по правую руку от Филимона. – Так – седьмая вода на киселе, троюродный племянничек. А все ж таки родня! Забрали его ваши мальцом еще. Обещали, что как вырастет, таким вот, как ты, станет. Может, не соврали… Может, встречаться доводилось? Егором его звали. Может, рассказывал чего про детство, про деревню нашу.
