Алексей Фурман - Дар
– Ты меня, отец? – на всякий случай оглянувшись по сторонам, уточнил ведун.
– Тебя, тебя! – старичок мелко закивал. – Ты часом не ведун будешь?
– Он самый, – все больше удивляясь, ведун приблизился к разговорчивому деду. Нечасто незнакомые люди, будучи в здравом уме и твердой памяти, обращались к нему с вопросами таким хозяйским тоном.
В трех шагах смелость и разговорчивость деда нашли простое и понятное объяснение. Даже стоя с наветренной стороны, ведун без труда учуял исходящий от дедка густой запах хмельного.
– Вот вы, ведуны, – дедок воинственно вздернул редкую бороденку. – К старшим уважение имеете?
– Ясное дело! – ведун почтительно склонил голову, пряча улыбку. – Как же без этого?
– Ну а раз так, – старичок немного смягчился. – То милости прошу на мою завалинку. Разговор у меня к тебе есть. Сурьёзный.
Толкнув скрипучую калитку, он заковылял к утонувшей в смородиновых кустах невысокой хибаре. Ведун без разговоров пошел следом. От хибары за десять шагов несло (во всяком случае, для ведуна запах был резковат) хмелем, брагой и какими-то травами. Личность старичка стала понемногу проясняться.
На низкой завалинке дремал на солнышке серый кот с оборванным ухом. Погруженный в свои кошачьи сны, он нервно подергивал усами и белым кончиком пушистого хвоста.
Дедок, кряхтя, опустился на завалинку и похлопал рядом с собой высохшей ладонью.
– А ну садись!
Ведун послушно сел. Подувший ветерок отнес ненадолго в сторону хмельные ароматы, исходящие от дедка и его жилища. Воспользовавшись моментом, ведун с наслаждением вдохнул запах горячего дерева и нагретой солнцем смородиновой листвы.
С другой стороны улицы за ним наблюдала стайка мальчишек, самому старшему из которых было от силы лет девять-десять. Заметив, что ведун на них смотрит, пацаны смущенно потупились, а через минуту, взбивая босыми пятками дорожную пыль, дружно порскнули прочь.
– Ну, давай, рассказывай! – воинственно уставившись на ведуна, дедок мелко закивал, тряся козлиной бороденкой.
– Так о чем рассказывать-то, дед Филимон? – уточнил ведун.
– Ишь ты! – искренне удивился дед. – Знаешь меня, стало быть? Откудова?
– Слухом земля полнится, – уклончиво ответил ведун. – Рассказывали добрые люди.
– Н-да? – Филимон, подозрительно прищурившись, вгляделся в лицо ведуна. Не заметив, однако, ничего подозрительного, он приосанился и попытался придать лицу важное выражение. Получилось у него, мягко говоря, не очень, но ведун снова сдержал улыбку.
– Оно конечно, – милостиво согласился Филимон. – Рассказать могли. Меня-то ить тут кажная собака знает. А расскажи-ка ты мне вот о чем, – спохватившись, посуровел дед. – Что ж это за безобразия такие творились нынче ночью в лесу окрестном. Это сколько ж душ невинных загублено! А ежели б эта тварь небожеская в деревню нагрянула? Тогда-то что? Ты-то куда смотрел? Чего молчишь-то?
– Сплоховал я, отец, – с покаянным вздохом опустив голову, признал ведун. – Не успел, стало быть…
– Ась?
– Виноват, говорю!
– Вот то-то и оно, – заметил Филимон неожиданно подобревшим тоном. – Хорошо хоть, от вины своей не отказываешься! Признаешь, значит… Я ведь вашего брата – ведунов – маленько знаю. – Дед погрозил ведуну похожим на сухую веточку пальцем. – Можете вы, когда хотите! Так что ты уж давай, сынок, в другой раз не оплошай! Делай свое дело как должно, коли уж с князем нашим в цене сошлись.
– Сделаю, отец, – заверил ведун. – Не сомневайся.
– Ну-ну, ну-ну, – закивал Филимон. – Уж сделай…
На верхушку смородинового куста села маленькая желтогрудая птичка. Покачиваясь на тонкой ветке, она неуверенно пискнула и покосилась на спящего кота. Ведун тоже повернул голову. Кот лениво приоткрыл хитрый зеленый глаз. Птичка пискнула еще раз и, вспорхнув с ветки, перелетела за забор в соседний двор.
– А мужиков-то дружинных жалко, – печально заметил Филимон. – Не в свое дело они, конечно, сунулись, а все ж таки…
Ведун посмотрел на деда с нескрываемым удивлением. Такое понимание со стороны простого поселянина было для него в диковинку.
– А воевода-то наш мужик крепкий, – помолчав, со вздохом сообщил Филимон. – Правильный мужик. Вона каким героем получился – в одиночку на оборотня попер, людей своих заслонил. Н-да… – Филимон снова мелко закивал.
Ведун незаметно усмехнулся: слухи разлетались из замка так, будто их выстреливали из лука.
– А ведь в детстве-то никто и подумать на него не мог, что вот таким он станет, воевода-то наш, – вдоволь накивавшись, продолжил Филимон.
– А ты, дедушка, давно знаешь-то его? – осторожно спросил ведун.
– Да почитай с самого рожденья! – с гордостью ответил старик. – Из одной ведь мы с ним деревни!
– Да ты что? – воскликнул ведун с деланным удивлением.
– Точно говорю, – заверил его Филимон, не заметивший подвоха.
– А что ж такого приключилось в детстве с вашим воеводой?
– Дык длинная это история, – предупредил на всякий случай Филимон.
– Дык ничего! – успокоил его ведун. – Я не тороплюсь!
Филимон посидел немного, сосредоточенно хмурясь и шевеля губами, а потом, собравшись с мыслями, завел тоном заправского сказителя:
– Давно это было, жили мы тогда еще не на отшибе в глуши, а хоть и на окраине, да рядом с людьми. Владел наш князь землями обширными да деревнями многими. А уж подручников у него было – видимо-невидимо. И стояла в его землях деревушка невеликая, людьми населенная простыми да бесхитростными. Хорошими людьми, – уточнил Филимон, чуть подумав. Ведун слушал, старательно сдерживая улыбку. Судя по началу, история и вправду обещала быть некороткой.
– И вот однажды приключилась с той деревней беда великая, – скорбно поведал Филимон. – Исполчился на нее дух злобный, человека в зверя обращающий – сиречь оборотень. И стал тот оборотень разорять дома да губить людей безвинных – ни стариков не щадил, ни баб, ни детушек малых. И не было на того духа злобного никакой управы, и творил он, что хотел, не боясь ни гнева человеческого, ни Божеского…
Филимон ненадолго умолк, переводя дух и собираясь с силами. Ведун терпеливо ждал продолжения рассказа. Наконец старик вздохнул, потряс головой и продолжил:
– Так вот, наставлял князя в то время молодой жрец по имени Инциус. И уж как он только ни пытался дознаться у Богов, в кого вселился дух оборотня, а только Боги ответа ему не дали. И пришлось князю призвать ведунов, хоть и не лежала у него душа к этим отродь… – Филимон замер с открытым ртом, запоздало вспомнив, кто слушает его сказ.
– Кхе-кхе… Ну, так, значит, пришли ведуны, откликнулись на зов. Трое их было. Двое молоды лицом, третий – стар. Извели они оборотня, да только старику-то пришлось поплатиться за то головой. Н-да… – Филимон сокрушенно покачал головой, – Опечалились ведуны да и взяли с деревни плату за избавление неслыханную да страшную… страшную… – голос Филимона звучал все тише, глаза понемногу закрывались и, наконец, он совсем умолк, оттопырив нижнюю губу и свесив голову на грудь.
