Константин Протасов - Человек Вспоминающий
Внешняя среда готовила ему все новые и новые сюрпризы, могла из спокойного состояния превратиться в хаос, взорваться в любую секунду, неся очередные опасности… Это требовало предельной концентрации.
Но все же…
Он заглядывал внутрь себя. Ненадолго.
Рора манила его в эти моменты.
Почему сейчас они вместе в одной постели? Как это получилось? Рурт сам не заметил. Но ему было хорошо оттого, что она рядом. Горячая, страстная, нежная, любящая, чувствующая, — без него она просто не сможет жить.
«Отставить!» — дал себе принц мысленную команду.
Получилось как будто вслух. Но девушка не услышала. Или не хотела услышать, еще сильнее прижалась твердыми сосками к Рурту, целуя его скулистую щеку…
Другая была не менее красива и желанна. Ростом повыше Роры, худее, но худоба эта естественна и только украшает молодую фигуру. Волосы темно-русые, тоже длинные, но не распушенные, а заплетенные в косу, глаза голубые.
Ее звали Бриза.
И она также чувственно, горячо прижималась к Рурту, пытаясь быть как можно ближе, слиться с ним. И она тоже любила принца…
Нельзя было сравнивать любовь этих двух девушек.
Рурт и не пытался. Бриза любила дольше по времени. В остальном… Они просто любили. В полном смысле этого слова. Обе любили. И не скажешь, кто больше.
Любовь не измерить. Ее не может быть больше или меньше. Она либо есть, либо ее нет. Во всяком случае, для Рурта было так. По поводу того, можно ли любить двоих одновременно, он не задумывался. Давно уже не задумывался над такими вещами. Но принц знал, что он ведь может любить одновременно обоих своих родителей…
Несмотря на абсурдность ситуации, две прекрасные девушки были рядом — горячие, нежные, любящие. Рурт смотрел в потолок, но видел каждую из них рядом с собой.
Они касались его по-разному и одновременно похоже.
Они тоже видели друг друга. Но не чувствовали друг в друге соперниц.
Им было хорошо оттого, что Рурт рядом. Это не их собственность, но для каждой — ее личное счастье. Счастье было у них внутри, и его не нужно было с кем-то делить. Рора смотрела на Бризу и радовалась за то, что у нее есть ее счастье. Бриза смотрела на Рору также без всякого зла.
— Хорошо тебе, молодой человек. Это было утверждение, а не вопрос.
— А тебе, наверное, плохо, раз уж столько злобы в твоих поступках, — сказал Рурт тоже утвердительно.
— Что есть Зло, а что Добро? Если ты и дашь мне ответ, то я в свою очередь не смогу сделать этого.
— Почему же не сможешь? Разве ты не понимаешь, что твои действия и есть Зло?
— Для тебя?
— Не только.
— Но не для меня. Что ты делаешь, убивая гадюку, намеревающуюся тебя укусить?
— Понимаю, к чему клонишь.
— Именно. Зло и Добро — относительные понятия. И могут меняться местами в зависимости от того,
какая из противоборствующих сторон этими понятиями оперирует.
— Пытаешься оправдаться?
Рурт давно уже понял, что тело его спит, хотя мозг соображал четко, неестественно для сна. Каюта вокруг принца растворилась в дымке, стоило только ему осознать нереальность происходящего. Он сам мог создавать окружающую картинку. Прогнал дымку, понимая, что и ее нет, и оставил только темную пустоту.
— Неплохо у тебя получается, — оценил человек в балахоне.
— Ты видишь то же, что и я?
— Если хочу. Я ведь в твоем сне.
— Это называется по-другому. Не знаю как, но точно не «сон». Я знаю, что такое сон.
— И то правда.
Балахон замолчал. Рурт по-прежнему называл его так, ведь имени человека он не знал. Человека ли?
— Так ты говоришь, будто думаешь, что на самом деле творишь Добро, убивая людей? — спросил принц.
— Ты тоже убиваешь.
— Кого, прелестниц?
— Хотя бы их.
— Я убиваю тварей — оборотней, погубивших множество людей. Хороших, незлых людей.
— А твари их считают плохими.
— Чушь!
— Может, чушь, а может, и нет. Хорошо и плохо, плохо и хорошо…
— Ловко ты перевернул, — ответил Рурт. — Но не убедил.
— Не убедил? Тебя? — ухмыльнулся Балахон. — Да кто ты такой? Я живу в мире, который тебе и не снился И ты лишь песчинка на моем пути! Наступлю и пойду дальше!
«Эмоции. Это его слабое место, — подумал принц. — Нужно только в него ударить».
— А ты кто такой, чтобы приходить в мой мир и творить тут свое «добро»? — Рурт попытался вывести его из себя, соображая, как можно действовать в рамках снореалъности.
Можно ли здесь нанести удар? Если можно, почему противник бездействует? Почему не спешит? Считает, что способен прикончить Рурта в любую секунду? Наслаждается моментом? Может быть. Только почему же он раньше так не сделал, посылал прелестниц, завербовал Набруса?..
Нет, это еще не сам Враг, а всего лишь его слуга…
— Кто я такой?! Да тебе даже имя мое знать — слишком большая честь! — продолжал Балахон. — И что тебе даст мое имя? Ты слишком низок, чтобы даже мечтать о тех мирах, где я обитаю! И где меня знают все!
«Совсем обезумел, бедняга, — прикидывал Рурт. — Слишком эмоционален для Вспоминающего. Правила следопытов ему явно не ведомы».
— А я тебя зову просто Балахоном, — продолжал подначивать он. — Имя мне твое ни к чему.
— Да как ты смеешь?! — противник свирепствовал, но не атаковал.
Рурт обнаружил, что девушки, которых рисовало его сознание минутами раньше, исчезли и в темной пустоте остались только он и Вражий посланник. Рурт понял, что сможет достать Балахона. Не здесь. Не во сне. Просто нужно снять с себя обруч там — в каюте, в нормальной реальности. И тогда уже ринуться на противника.
А может, это ему и нужно. Может, в том и состоит его задача, чтобы выманить туанца с корабля.
«Нужно решаться!»
Рурт открыл глаза. Пальцы одной руки уже схватили рукоять меча, а другой стягивали обруч. В полутьме каюты принц видел следопытов. И Рору — одетую и спящую на своей койке.
Принц осторожно опустил руку — обруч тихо лег на пол. Рурт сосредоточился и обнаружил нужное очертание. Сквозь стену каюты и борт корабля он видел, чувствовал противника. Все изгибы пути, ведущего наружу из судна, превратились для него в прямой туннель, в котором дальше за кораблем было бескрайнее море и где-то вдалеке — Батахон. Рурт рванул в его сторону.
Что-то похожее уже было в его схватке с Пейриндой, королевой прелестниц. И ту схватку он выиграл.
Выиграет и эту!
Принц несся вперед. Элементы корабля быстро исчезли. Осталось только море. Много моря. Туанец не чувствовал его запах, не слышал шум. Он был захвачен своей целью, далекой и почти не приближающейся.
