Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — король
Я молчал, весь отдавшись этому странному чувству странной звериной радости, через некоторое время услышал измененный голос Земмельвейса:
— Ну вот… вот я и отыскал их…
— Кого? — спросил я и осекся.
Его глаза вперили в пространство пустые глаза, но когда зрачки задвигались, я ощутил, что он видит чьи-то лица, и те тоже смотрят на него, сейчас пошла завершающая фаза смертельной дуэли.
Я чувствовал дикое ликование, нам удалось, это я помог, поверхность земли очистилась даже от снега, все камни, валуны, скалы — все уплывает вверх… темная мощь пошла струиться из меня легче, свободнее, радостнее, я чувствовал, что да, те проклятые колдуны повержены, размазаны, как грязь, превращены в тлен, вот так нужно, да будет так со всеми, кто посмеет поклониться недостаточно почтительно…
Треск начал затихать, исполинская масса камней и снега двигается вверх все медленнее, постепенно застывая, словно там вмерзает высоко в небе в незримое ледяное поле.
Маг сказал не своим голосом, хриплым и надтреснутым:
— Все… Пусть армия идет…
Я повернулся, махнул рукой Меганвэйлу, пусть уводит конницу галопом, а то и вовсе карьером. Тот вздрогнул, перестал следить за мной застывшими глазами, повернулся к ожидающим у подножия холма военачальникам и прокричал приказ.
Через мгновение вся конная масса пришла в движение. Я повернул голову к магу, во мне что-то странное, дикие желание убивать и рушить, и в то же время грызет неуверенность насчет этой зависшей в небе массы камней, скал и снега, ибо внизу во весь опор уносится панцирная конница, спеша миновать опасное место, и если вдруг что-то пойдет не так…
— Это все, — проговорил я почему-то непослушным языком, — не рухнет?
— Рухнет, — ответил он тоже голосом совсем иного человека. — Когда скажу.
— Но…
Он прервал:
— Пусть идут! Я продержу все там… как красиво получилось… пока не проскачет самый медленный! А потом догоню вас.
Я сказал с неуверенностью:
— Хорошо, Карл-Антон. Верю, вы сильнейший маг. Такое сотворить… гм… но не придавит?
— Нет, — прорычал он. — Всемогущее Небо, какая же это сладкая мощь…
Лицо его искривилось в судороге наслаждения, голос вздрагивал от экстаза, я чувствовал уже не тревогу, а темный нарастающий страх. Что-то пошло немного не так, почему-то во мне начинает пробуждаться эта злая жажда всеобщего разрушения, а я не стойкий аскет, я всегда предпочитал поддаться искушению, чтобы оно поскорее оставило меня, но все же разрушать нельзя, я же собрался строить…
Под ногами глухо заворчало, раздался треск, тяжелый грохот. Земля лопнула, в щель высунулась острая вершинка камня, тот неодержимо прет вверх, и вот целая скала, выворачивая пласты мелких камней и гальки, поднялась, невообразимо легко оторвалась от поверхности и пошла, ускоряясь, в сторону неба.
Я охнул, по обе стороны от очистившейся дороги с треском отламываются вершины скал, массивные глыбы выползают из земли, словно незримые руки древних богов выталкивают их, и все это всплывает вверх, вверх, не падает в небо, а именно всплывает…
— Хватит, — сказал я. — Хватит!
Он не слушал, лицо перекошено, глаза загорелись нечеловеческим восторгом и разгораются все ярче, стали багровыми, от них пошел красный свет.
— Перестаньте, — крикнул я, — прекратите!
Он прошипел сквозь зубы:
— Какая же это мощь… какая исполинская мощь…
— Прекратите! — заорал я.
Он медленно повернул ко мне голову, она почему-то укрупнилась, он сам стал громаднее, массивнее, а свет из глаз стал невыносимо ярким, пурпурным, от которого мое сердце заметалось в панике, не зная, куда выпрыгнуть.
— Как, — прорычал он, и в его странном голосе прозвучала неземная сила, — как это оказалось в таком… таком ничтожном…
— Эй, — заорал я, — опомнитесь!.. Возьмите себя в руки!
Он прошипел, и голос его прозвучал так, словно на раскаленную лаву ада выплеснули целое озеро холодной воды:
— Исчезни… не знаю, кто вложил в такое ничтожество эту неземную мощь… но заберу всю…
Я отшатнулся.
— Остановитесь!.. Я не стану помогать больше!
Его челюсти укрупнились, как у древней рептилии, а шипение прорезало воздух с такой силой, что я услышал треск сгораемого воздуха:
— Поздно… Меня не остановить…
— Попробую, — выдавил я через силу, — и не таких…
Но чудовищная мощь сковала, я чувствовал себя лягушкой, вмерзшей в лед. Из последних сил попытался отодвинуться, удалось чуть-чуть, даже как-то отлепил кончики пальцев от его плеча и с усилием начал опускать руку.
Маг в изумлении оглянулся, на искаженном лице, уже нечеловеческом, появился злобный оскал.
— Замри, ничтожество…
Он сам протянул руку и властно опустил громадную ладонь с перепонками между пальцами на мою грудь, закрыв ее почти целиком. Сильнейший жар вспыхнул под его рукой, прокатился по всему моему телу.
Я взвыл, но мой голос потонул в страшном крике существа, в которое превращался маг:
— Что?.. Этого не может быть…
Его отшвырнуло, он рухнул на спину, вместо руки дикое пламя, огонь тут же переметнулся на его плечо, голову, грудь и охватил все тело.
Я тупо смотрел на дергающуюся фигуру, теперь уже человеческую, отступил на шаг, а огонь быстро-быстро пожирал тело, оставив только обугленную плоть, но и та рассыпалась на багровые угли. Их тут же раздуло ветром, некоторое время еще отчетливо виднелся скелет, но и он распался в серую труху, а ее разметал холодный ветер.
В груди все еще жжет, постепенно остывая, я машинально накрыл поврежденное место ладонью, ощутил нечто очень горячее. Пальцы нащупали медный крестик, подаренный аббатом Бенедерием.
Так вот кто воспротивился магу… хорошо, в общем, воспротивился. Аббат говорил на прощание, что крестик дает только защиту, ничего больше, но, как вижу, защита весьма активная…
И все-таки трясет так, что опустился без сил на обломок скалы и некоторое время оставался там, стараясь унять дрожь во всем теле.
Как понимаю теперь, когда откликнулся на просьбу мага помочь, то бессознательно начал делиться с ним мощью Терроса. Земмельвейс опьянел от ощущения всемогущества, потерял над собой контроль и попытался забрать у меня всю эту темную силу…
Солнце светит сильно и ярко, я в недоумении вскинул голову, в небе сплошная синева, ни туч, ни даже облаков, а от поднявшихся в небо камней и целых скал тоже ни следа, словно все растворилось на большой высоте без следа.
Взгляд, не натыкаясь больше на камни и скалы, свободно понесся по ровной каменистой поверхности вдогонку за ушедшей конницей.
