Игорь Ковальчук - Бессмертные
— Да пошел ты!… — крикнула она, окаменевшая было под его взглядом, как кролик перед удавом, и кинулась в спальню.
Он бросился за ней.
— Оставь меня в покое! — крикнула молодая женщина, повернувшись в дверях. — Это не твое дело. Понял? Не твое дело! У нас в мире другие традиции.
— Ты хочешь сказать, что понятий верности у вас в мире не существует?
— Ты мне изменяешь, а мне нельзя? Да? У нас равноправие.
— Я тебе не изменял.
— Откуда я знаю? — Она была уже вся в слезах. Видя мокрые дорожки у нее на щеках, Руин почувствовал, что уже не хочет ее ударить. Вспышка гнева прошла. Но осталось острое желание запереть ее в комнате и никуда больше не отпускать. — Ты шляешься неизвестно где, а я должна сидеть у окна? Ждать тебя?
— Тебе хотелось бы знать, что я развлекался в Провале? Ты с облегчением сочла бы, что твое поведение оправдано?
— Я уверена, так оно и было!
Руин смотрел на нее в упор. Она не решалась поднять на него глаза, но почему-то чувствовала, что он говорит правду и в самом деле не изменял ей. Но дело-то было не в изменах. Просто в Реневере жила обида, причем очень сильная. Обида на возлюбленного, который ради сестры и матери совершенно забыл о ней. Она, как настоящая клановая, не могла бросить ему в лицо своих истинных обид. Мыслимое ли дело — обвинить кого-то в чрезмерной любви к матери, чрезмерной заботе о сестре? Реневера была уверена, что Моргана мертва, и втайне желала, чтоб ее мужчина как можно скорее смирился с этим и забыл ее. А Дебора… Дебора замужем, и с ней решительно ничего страшного не может произойти. О чем же беспокоиться?
Но даже в ярости, в крайней степени одержимости обидой она понимала, что говорить Руину подобное — жестоко и эгоистично. И она сама не могла понять, зачем она это делает, если хочет совершенно обратного — быть с Руином, любить только его и только с ним проводить все свои ночи. Но ей казалось, что он этого не хочет, и обида смешивалась с бешенством. Бешенство ослепляло ее, как и любую женщину, и проще всего было оправдать свое состояние ревностью.
— Ты сама-то веришь тому, что говоришь?
— Да, верю!
— Очень жаль.
— Жаль или не жаль — мне наплевать. Но раз ты считаешь возможным делать так, как тебе нравится, я буду поступать так, как нравится мне.
— Не будешь, — ответил Руин спокойно.
— Это почему?
— Потому что я тебя запру.
Реневера повернулась и взглянула на собеседника недоверчиво. Но недоверие скоро рассеялось. Принц говорил совершенно серьезно, и раздражение молодой женщины превратилось в злобу. И она закричала:
— Не смей! Не смей, понял? Здесь тебе не Провал. Ты не смеешь так поступать.
— В самом деле?
В ответ молодая женщина тяжело охнула и ударила его по щеке.
Голова принца дернулась, хотя она хлестнула его по щеке всего лишь кончиками пальцев. Разъяренная и одновременно испуганная — взгляд у мужчины был очень холодный, кроме того, она вспомнила о его родине, о тамошних традициях, о том, что, приученный обходиться с женщинами деспотично, Руин вполне может ударить ее, — она все же не остановилась и снова замахнулась. Но мужчина поймал ее руку. Слегка сжал. Не больно, но вырваться не удастся — поняла она.
— Я сейчас еду к матери, — сказал он спокойно. — Когда остынешь — позвони или приезжай. Адрес ты знаешь.
Он подхватил сумку со своими вещами, которые собрал за час до ее появления, и вышел из квартиры.
На душе было мерзко. Мысли разбрелись, но одновременно вроде бы не думалось ни о чем. В таком подвешенном состоянии он вышел из подъезда и завернул за угол. На улице рядом с ним затормозила и остановилась машина со значком креда — буквой «уйго», похожей на птичку, заключенную в треугольник. Приоткрылась дверца, и водитель — здоровенный детина с рыжей шевелюрой — выглянул из-за нее.
— Отвезти куда-нибудь? А?
Принц молча забрался в машину на переднее сиденье. Уселся поудобней, только с четвертого раза сумел нормально захлопнуть дверцу. Мысли гуляли где-то далеко, а телом овладела слабость, когда не хочется ни шевелиться, ни чувствовать, ни жить — откинуться бы на сиденье, закрыть глаза и задремать.
— Эй, загулял, — весело сказал водитель. — Всю ночь, да? Крепок, парень.
— Я не пьян, — с трудом шевеля губами, ответил принц.
— Да ладно, я ж не мент. Что ты волнуешься? — прыснул тот. — Куда везти?
Руин назвал.
— А, к Мортимерам? Еще гулять?
Слова водителя заставили принца задуматься о самом себе. Предаваться неприятным мыслям было не в его привычках. Оставалось лишь справиться со слабостью. Разве мужчина может позволить себе слабость? Он взял себя в руки и постарался выкинуть из головы все, что причиняло ему боль. Если он и Реневера не могут понять друг друга, то лучше не мучить себя и любимую. Быть может, в Центре мужчина и в самом деле не имеет право спрашивать женщину, где и с кем она провела ночь. Провальский принц не способен приучить себя мириться с этим, но можно ли перекраивать Реневеру под свои привычки?
Пусть будет счастлива, с кем хочет.
Машина проскочила через несколько стационарных порталов и оказалась в квартале Грайдаиер, который водитель, как оказалось, знал так себе. Руину, который квартал и вовсе не знал, потому что раньше его сюда возил отчим, пришлось объяснять, куда и как поворачивать. Они дважды проскакивали мимо нужного поворота, но когда остановились напротив особняка с галереями, с крыльца легко сбежала Дебора.
— Руин! — окликнула она. — Ты? Как дела?
— Матушка, не могла бы ты мне одолжить денег — расплатиться? — спросил он в ответ.
— Конечно. Мэльдор!
Из дома выглянул ее супруг, схватился за бумажник и вручил водителю бумажку в двадцать кредов.
— Хватит?
— Больно много.
— Выпей за здоровье моего пасынка, — и протянул руку Руину. Пожал. — Рад тебя видеть. Все благополучно?
— Сейчас расскажу, — спокойно ответил он. — Но сначала ответьте: вы не против, если я поживу у вас немного? — Казалось, будто он спрашивает обоих, мать и отчима, но на самом деле обращался только к отчиму. А когда заметил, невесело усмехнулся над самим собой. Вот она, привычка — считать, что в семье все решает только мужчина.
— Конечно, не против, — ответил Мэльдор. — Живи, сколько хочешь. Сейчас придет Эрсина, я ей скажу, чтобы приготовила комнату. Тебе какую — на втором этаже с балконом или в мансарде?
— Мансарда интересней, — ответил принц, невольно поморщившись: в его родном мире мансарда была уделом бедноты. Но, во-первых, он не хотел стеснять новоявленного родственника, а во-вторых, когда он бывал здесь раньше, прогулялся по всему дому, и то, что он увидел, поколебало его представления о мансардах.
