Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне, кн. 2: Зеркало и чаша
– Да, – тихо сказала Избрана, сама не понимая, почему так волнуется. Между ней и Хродгаром было много общего, и это очень трогало ее. Чуть ли не впервые в жизни она встретила мужчину, с которым ее сближали и происхождение, и судьба.
– И пока я не вернусь в Етланд, я хочу остаться здесь и оказывать тебе ту помощь, которую я в силах оказать.
– Я мало чем могу вознаградить тебя за такую дружбу, – созналась Избрана. – Но я буду счастлива видеть тебя рядом.
В это время боярин Умысл, один из немногих оставшихся в Плескове знатных людей, поднялся на ноги и торжественно откашлялся. Старшая жрица кивнула ему.
– Мы, люди плесковские, решили тебя просить, Избрана Велеборовна, – сказал он, дождавшись, чтобы она тоже на него посмотрела. – Пока князь Вадимир в возраст не войдет – будь ты нашей княгиней и управляй нами, как боги тебя научат. Что скажешь?
– Будьте мне верны, и я клянусь заботиться о вас, как о родных детях, – сказала Избрана, и почему-то вместо гордости и торжества сейчас чувствовала только любовь к этим людям и горячее желание принести им все то добро, которого они от нее ждут. Они дали ей не просто дом, приют и почет – своей надеждой на нее они дали ей драгоценное чувство нужности, и это, как оказалось, было для нее дороже самой власти.
– Да будет с тобою сила Рода и Макоши! – сказала старшая жрица. – Завтра на заре мы снова разожжем огонь в храме, угасший в день смерти последнего князя.
К рассвету все уцелевшее население Плескова собралось в святилище. Женщины принесли даже грудных младенцев, и немногие оставшиеся старики приковыляли, желая в свой последний выход из дома увидеть это – возрождение священного огня и рода плесковских князей. Хродгар и Хедин тоже пришли и стояли у входа, молчаливые и торжественные, без оружия, но в ярко начищенных доспехах, как воинственные мужские божества на страже белого света.
С первыми лучами зари две жрицы, оставшиеся снаружи, подали знак и запели. Плесковцы подхватили хвалебную песнь Огненному Соколу, взлетающему на небеса. Старшая жрица, стоявшая вдвоем с Избраной возле очага, подала ей кремень и огниво. Обе вещи были очень древними, и Избрана взяла их в руки с таким трепетом, что едва могла ударить огнивом по кремню. Эти вещи принадлежали еще самой Войдане, и с их помощью она разожгла первый огонь на пустом и безымянном тогда еще месте, где только предстояло вырасти святилищу и городу.
Дубовые дрова, щепки и береста уже были приготовлены. Избрана выбила несколько искр, осторожно раздула упавшие на сухую труху, и от волнения у нее перехватило дыхание. Было чувство, как будто она раздувает огонь новой жизни для целой вселенной. Наконец показался первый язычок пламени, по толпе пробежал вздох.
Когда огонь запылал, старшая жрица отперла большой сундук, стоявший в нише позади идола, и вынула оттуда меч в богато отделанных ножнах. Этот меч брал с собой князь Волегость в свой последний неудачный поход, и его привезли назад осиротевшим.
– Вручаю тебе, дочь моя, священный меч Сварога, данный нам на защиту, врагам нашим на устрашение! – сказала Огняна и трижды провела клинком над пламенем жертвенника. – Освящаю его именами Рода и Макоши, призываю в него силу Огненного Сокола! Призываю на тебя благословение Макоши – да не погаснет огонь на священной горе, да живет вечно народ Войданы и Велеса!
Под радостные крики Избрана приняла меч и тоже трижды провела им над огнем. От возбуждения ей было жарко, и старинный меч не казался тяжелым. Священный огонь и меч плесковских князей вливали в нее такую силу, какой она не ощущала еще никогда. Казалось, она превратилась в дерево, уходящее корнями к подземным темным рекам и способное черпать силу самой земли. Она чувствовала себя древней Войданой, пришедшей сюда, чтобы населить безлюдные просторы, пробудить к жизни все их богатства, наполнить своим потомством все пройденные земли. И пусть пока все ее подданные помещаются в этот храм, пусть им предстоит еще не один голодный год, еще немало трудов и опасностей ждет их впереди, но священный огонь горит и будет гореть, а значит, Плесков победил-таки зиму и впереди у него – весна.
* * *Когда князь Зимобор с собранной данью вернулся в Смоленск, здесь его поджидали долгожданные новости. Уже целый месяц здесь жил плесковский боярин Станимир с остатками дружины и уцелевшими домочадцами, всего восемь человек.
– Ох, княже, горе какое, горе лютое! – приговаривал он, рассказывая о своих бедах. – Сестра твоя, княгиня Избрана, у нас в Плескове объявилась! Князь-то наш Волегость погиб, сын его остался, ребенок еще, ни силы, ни разумения! Княгиня Избрана в Плесков чуть не целое войско варяжское привела. Брат мой Хотобуд, воевода, в детинце затворился с князем, хотел отпор ей дать, да не вышло! Варяги ее детинец взяли. Брата моего убили, князя малолетнего к ней отвезли. Сам я едва вырвался, в чем был, в том ушел! Теперь сидит она в Плескове, войска собирает, хочет на тебя ратью идти! Пойду, говорит, и Смоленск захвачу, а потом и Полотеск захвачу, одна буду всеми землями кривичскими владеть!
– Да где же она столько людей возьмет? – Зимобор с трудом мог поверить.
– Дак варяги же! Мало того, что своих привела. Потом, люди говорят, приехал из-за моря князь варяжский с огроменным войском и к ней пристал. Он там, за морем, поссорился со своими-то, они его выгнали, как разбойника бродяжного, а она ему, слышь, приют дала и честь оказала. Он себе поди еще таких разбойников набирает, а княгиня обещает смоленской добычей с ними расплатиться. Берегись, княже, а то и сам своей земли лишишься, как князь Вадимир лишился, соколик наш сизокрылый!
Зимобор молчал, глядя в пол перед престолом. После долго и трудного полюдья ему меньше всего хотелось собирать войско и снова идти за тридевять земель. И его дружине не хотелось. И Ранославу, который собирался на днях играть свадьбу, и Красовиту, и воям, у которых на носу самые важные полевые работы… Никому не хотелось. А надо. Потому что, если сейчас они не пойдут к Избране, она придет к ним сама. Нужно было ее опередить. А он – князь. И как бы ни хотелось ему отдохнуть – не выйдет.
Вяз червленый в ухо!
– Ладно, Ранослав! – Зимобор нашел глазами молодого воеводу. – Играй свадьбу, три дня на гулянку и два на опохмел. А потом опять собираться. Или не пойдешь, дома останешься?
– Куда?
– На Плесков. Так непонятно?
– Как это – останусь? – Ранослав всем видом изобразил недоумение. – Я что, служил тебе плохо?
– Так ведь жена молодая…
– Ничего! За меня не бойся! – Ранослав с самым многозначительным видом успокаивающе потянул ладони вперед, и все в гриднице захихикали, от старых бояр до отроков. – Я свое дело и за три дня сделаю…
