Сергей Шведов - Черный колдун
Глава 11
ЗАГОВОР
Бес бурей ворвался в комнату, глаза его горели от возбуждения, а черный плащ, описав полукруг, едва не смахнул стоящие на столе хрустальные кубки.
— Я нашел его, — крикнул он и ударил по стене кулаком с такой силой, что металлический щит сорвался с привычного места и покатился со звоном по каменному полу.
Маленький Тор, сидевший на руках у матери, испуганно вздрогнул и заплакал. Ула сердито глянула на брата:
— Ты никогда не повзрослеешь, Бес!
— Я нашел его! — Почтенный Ахай подхватил своего Волка и подбросил к самому потолку. Ребенок захлебнулся от смеха и радостно замахал руками, хватая отца за густую шевелюру.
— Кого ты нашел?
— Ару, — Бес удивленно посмотрел на сестру. — А разве я не сказал?
Ула отшатнулась, словно ее ударили. Пухлые ее губы мелко задрожали, и Бес испугался, что она сейчас заплачет. Надежда вновь вспыхнула в ее сердце, а надеяться и ждать в этой жизни самое трудное.
— Я обнаружил его среди пленных варваров, — быстро начал рассказывать Бес — Кархадашт помог. Ара жив и почти здоров, если не считать раны на плече да слегка проломленной головы.
— Ты говорил с ним?
— Это не так просто сделать, — лицо Беса помрачнело, — но все равно: раз я знаю, где он, то мы его вытащим.
— А остальных?
— Каких остальных?
— Сабудая и его соратников.
— Какое мне дело до Сабудая, — взорвался Бес, — варвар он и есть варвар.
Он в раздражении заходил по комнате, бросая время от времени на женщин-полонянок недовольные взгляды. Ула слишком многого от него хочет. Вытащить одного Ару — куда ни шло, хотя и здесь придется попотеть, но освободить Сабудая — это выше человеческих сил. Жрецы Храма, заполучив грозного варвара в свои руки, сделают все, чтобы смерть ослушника запала в души непосвященных на долгие годы. Храм не будет церемониться с варварами — день их массовой казни уже назначен. Сам посвященный Геронт заинтересован, чтобы все прошло гладко. Даже посвященный Вар, если бы захотел, не смог бы спасти Сабудая.
— А твой Геронт не может умереть?
Бес замер, словно пораженный молнией, и оторопело уставился на сестру.
— Есть, наверное, в Храме люди, которые не будут рыдать над его могилой.
— Допустим, — криво усмехнулся Бес — Но чтобы добраться до горла посвященного Геронта, нужно посадить на мечи несколько тысяч человек его личной охраны.
— И это говорит меченый, который не боялся ни каменных стен владетельских замков, ни мечей храмовиков. Я не узнаю тебя, Бес.
Она всегда умела его завести, в этом ей не откажешь. Но и он уже не прежний Бес, жизнь многому научила его. Уле легко говорить, она не знает ни Храма, ни злобного коварства его служителей. Бес, несмотря на свой ранг почтенного, всего лишь песчинка в этом жестоком мире.
— А ты попроси помощи у дядюшки Чирса, — глаза Улы насмешливо блеснули, — наверняка он спит и видит себя на месте Геронта.
— Чирс не станет рисковать, — угрюмо заметил Бес — Тем более из-за какого-то варвара. Он очень осторожный человек, посвященный сын великого Ахая.
Был, конечно, способ заставить Чирса подсуетиться, но Бесу не хотелось пускать его в ход при данных обстоятельствах. И зачем Уле понадобился Сабудай, как будто у них своих забот мало. Бес угрюмо опустился в кресло, притянул к себе одну из полонянок и впал в задумчивость.
Ула смотрела на него с нескрываемым возмущением:
— Оставь женщину. Возможно, ее муж жив и тебе придется вернуть ее.
— А с какой стати я ее должен отдавать?! — удивился Бес — К тому же я ей нравлюсь, спроси у нее сама.
Наверное, он говорил правду, но Улу давно возмущало отношение Беса как к женщинам, так и к людям вообще. Это уже не один раз становилось предметом их споров и ссор. Часто Ула просто не узнавала прежнего Беса — весельчака, хвастуна и балагура! Ничего подобного не осталось в этом мрачном надменном молодом человеке с холодными, почти черными глазами. Словно стена вырастала вдруг между ними, и проломить эту стену, чтобы достучаться до его сердца, было совсем не просто. Бес привык повелевать людьми и помыкать ими, и ужас, который он внушал окружающим, принимался им как нечто само собой разумеющееся. Впрочем, с Улой он оставался прежним Бесом, время от времени она читала на лице брата страх — потерять ее и снова остаться один на один с жестоким миром. И тогда в ее сердце вспыхивала жалость и появлялось желание защитить его, как это было давным-давно, в пору их детства. Но Бес уже не был ребенком, и это она сейчас нуждалась в его помощи, чтобы спасти мужа, Сабудая и многих других, с которыми связала ее судьба и которые стали ее родичами, ее племенем. Бес был среди тех, кто разрушил их мир, их жизнь, их трудное счастье. Грехи брата — это и ее грехи. Им вместе придется выбираться из той ямы, в которую он угодил.
— Я не буду спрашивать у нее, я спрошу у тебя — кто ты, Бес Ожский, человек или храмовый пес?
Бес побледнел от обиды. Она ждала взрыва, но он сдержался и молча вышел, лишь хлопнув дверью на прощанье. Женщины испуганно переглянулись. Ула улыбнулась: возможно, ее брат и изменился, но в нем осталось слишком много от прежнего Беса, чтобы он мог вот так просто бросить на произвол судьбы и своих, и ее друзей.
Посвященный Чирс не слишком обрадовался приходу племянника, а слова почтенного Ахая и вовсе поставили его в тупик. Некоторое время он собирался с мыслями, чтобы дать отпор зарвавшемуся мальчишке.
— Бунт рабов накануне казни — да ты в своем уме, почтенный?
— Посвященный Чирс предпочитает быть зарезанным в собственной постели? Не далее как вчера мне пришлось укоротить десяток рук, тянувшихся к моей шее.
Чирс пренебрежительно махнул рукой. Подобные происшествия для Храма обыденность, и не стоит принимать все так близко к сердцу. Но то, что предлагает почтенный Ахай, слишком рискованно.
— Посвященный Чирс знает более короткий и безопасный путь к цели? Или нынешнее жалкое положение мелкого прихлебателя посвященного Геронта вполне устраивает сына великого Ахая?
Чирс опустился в кресло и глубоко задумался. Его холеные пальцы отбивали дробь по подлокотнику кресла. Глубокая морщина прорезала высокий лоб, а уголки четко очерченных губ изогнулись в кривой усмешке. Посвященный был далеко уже не молод и с каждым прожитым годом осознавал это все острее. Нельзя сказать, что он сидел сложа руки, но ему не хватало решимости для последнего шага. Он выжидал, а в это время Храмом правил Геронт, тупой невежда, который опошлил и вывернул наизнанку благородные устремления предков. Чирсу казалось, что сил пока мало, что надо поймать в сети еще одного посвященного, и вот тогда... Но «тогда» не наступало, и с каждым годом он все больше сомневался и в себе, и в своих соратниках. Что, если ему не хватит сил, чтобы вы тащить расхлябанную телегу из грязи, в которой она увязла? И не развалится ли телега от всех этих передряг? И тогда наступит конец спокойной жизни, к которой он, чего греха таить, привык за последние годы, конец попыткам вернуть утраченные знания отцов. Он, Чирс, последний, кто может сделать это. А за его спиной пустота. Только посвященный Вар еще способен его понять, но Вар стареет, жажда борьбы угасает в нем вместе с остывающей кровью. Пройдет несколько лет, и та же участь постигнет посвященного Чирса. Вопрос о власти решится сам собой. Ему пришлось перешагнуть через многое: смерть отца, которая так и осталась неотомщенной, смерть Тора Нидрасского, одного из не многих, кто способен был понять устремления Чирса, смерть сестры, не простившей ему предательства, и, наконец искалеченная душа этого мальчика, которого он передал Храму с единственной целью: иметь надежное оружие в борьбе с Геронтом. Храм выковал меч на славу, так почему же дрожит рука посвященного Чирса? Быть может потому, что он слишком медлит с ударом? Силы уходят, занесенная рука немеет, и придет время, когда меч просто выскользнет из его пальцев. И все будет кончено. Жизнь уйдет, как вода в песок. Этот мальчик вправе требовать от него решительных действий. Сейчас или никогда.
