Диана Удовиченко - Скитальцы
— А это, видимо, игрушки жены. — Эльф открыл стоявшую на столе шкатулку.
Деревянная коробочка была полна золотых сережек, бус и колец с разноцветными камешками — всего того, что так любят человеческие женщины.
— Ну, точно: они здесь! — с облегчением выдохнул Лиер. — Ни одна баба не согласится уйти без своих побрякушек…
Но Лэй сегодня продолжал демонстрировать таланты следопыта.
— Что вы скажете об этом? — Он наклонился и вытащил из-под кровати кривую саблю. — Мужская игрушка…
Сабля была хороша — тяжелая, однолезвийная, обоюдоострая, из отличной стали. Клинок украшал замысловатый орнамент, изогнутая крестовина сияла золотой инкрустацией. Теперь и я была согласна с Толстяком: капитан где-то здесь. Никто не бросит такое великолепное оружие.
— А ведь сабля недавно побывала в бою… — задумчиво проговорил ушастик.
Он подошел ближе и показал мне клинок, на котором виднелись черные полосы.
— Кровь? Какая-то она слишком темная.
— Это если человеческая. Или там эльфийская, орочья… — внезапно осипшим голосом проговорил Толстяк. — А для какой другой так в самый раз…
— Пойдемте искать дальше, — сказал Лэй.
— Да-да… — заторопился Лиер. — Здесь рядом каюта старшего помощника… Сейчас, одну минуту…
Он пошарил в ящике стола и вытащил увесистый мешочек. Заглянул в него:
— Золото. Леонов пятьдесят будет…
Я остановилась и провела кончиками пальцев по кровати. Покрывало было отсыревшим, влажным насквозь. На гвозде, вбитом в переборку, висела рабочая куртка из грубой холстины. Я потрогала ткань. Сырая. Мокрыми были переборки, мебель и даже парусина, что закрывала окна.
Мы прошли в соседнюю каюту. Та же картина — все вещи на своих местах, аккуратно застеленная кровать. Видно, Клешня ошибался: этот рейс не был пьяным. Во всяком случае, еще ни одного признака попойки мы не увидели.
Посреди каюты стоял большой деревянный сундук с откинутой крышкой. Заглянув в него, Толстяк проговорил:
— Плотницкий инструмент. Странно… зачем он понадобился старшему помощнику?
— Молоток, — пояснил эльф, — кто-то принес ящик, взял из него молоток и гвозди, чтобы забить окна парусиной и досками.
И точно: в углу валялся молоток, гвозди раскатились по всей палубе.
— Да что здесь происходит-то? — Лиер был испуган. Круглое лицо побледнело так, что даже губы сделались синюшными. — Эй, есть кто живой?!
Я потрогала кровать. Снова та же сырость.
— Кричать бессмысленно, — сказал ушастик. — Пойдемте посмотрим в других помещениях. Вдруг команда где-нибудь спряталась?
— Погодите. — Толстяк оживился и подбежал к столу. — Судовой журнал! Может, по записям что-то удастся понять… — Он пролистал толстую книгу, пробежал глазами последние страницы и прочел: — «Мы находимся примерно в ста семидесяти милях к западу от Зеленого острова, на Чайном архипелаге». Запись была сделана неделю назад. Больше ничего нет…
— А это что? — Я указала на ковер, закрывавший палубу.
На нем виднелась широкая полоса. Ворс от влаги слипся, образуя след, будто по ковру волокли что-то тяжелое. Я наклонилась, потрогала промокшее место. Пальцы коснулись чего-то липкого, неприятного. На коже осталась прозрачная слизь с резким рыбным запахом.
— Что бы это могло быть? — удивился Лэй, присев рядом и разглядывая след.
— Пойдемте… — Лиер поежился, словно от холода, сунул журнал под мышку и вышел из каюты. Мы последовали за ним.
Следующая дверь вела в просторную комнату, которую Толстяк назвал кают-компанией. На длинном обеденном столе стояли тарелки с едой, кружки, солонка, блюдо с хлебом, лежали ложки и ножи. Все выглядело так, будто моряки собирались пообедать, но им пришлось ненадолго выйти. Я принюхалась: пахло вкусно. Подошла поближе, осмотрела стол: еда выглядела абсолютно свежей. Потрогав хлеб, убедилась: он даже не успел зачерстветь.
Толстяк засопел и вытаращил глаза. Увиденное заставило его забыть о страхе. Бледность уходила с пухлых щек, уступая место румянцу гнева.
— Где эти акульи выродки? — взревел он. — Что за мортовы прятки они здесь устроили? Пошутить решили?!
Лиер быстро выбежал из кают-компании. Мы немного задержались, осматривая палубу. Здесь ковра не было, но на дереве поблескивала полоса слизи. Переглянувшись, мы поспешили за Толстяком.
— Я знаю! — орал на бегу старший помощник. — Они все в трюмах сидят! Больше негде!
Зачем команде нужно было прятаться в трюмы, оставив корабль на произвол судьбы и волю океана, Толстяк не пояснил. Он вскарабкался по трапу и, не обращая внимания на качку, рванул к кормовому люку. Оказалось, что тот тоже открыт, как и носовой.
— Думается мне, все не так просто, — сказал эльф.
Я кивнула. Между тем Лиер опустился на колени и заглянул в трюм:
— Вылезайте, порази вас чесотка! Вылезайте немедленно или я сам спущусь и нарежу из вас лапши!
Ответом ему было только глухое эхо и плеск воды. В ярости старший помощник лупил кулаком по палубе.
— По-моему, у него началась истерика, — тихо проговорил Лэй. И, уже обращаясь к Толстяку, произнес: — Я, конечно, не моряк и в кораблях не разбираюсь, но вроде бы в трюме не должно быть воды. Или я ошибаюсь?
Лиер прекратил разбивать кулак, с кряхтением поднялся.
— Не ошибаешься, — выдавил одышливо. — Боюсь, пробоина в днище. Только не пойму, как такое могло получиться. «Челеста» недавно вышла из ремонта. Днище обито листами отличной меди…
Плюнув, он начал спускаться по трапу в трюм. Мы склонились над люком.
— А, задери тебя акула! — взвыл снизу Толстяк. — Здесь воды по пояс. И нет никого…
Он прошел в одну сторону, в другую, потом надолго замолчал. Когда мы уже собрались отправиться на помощь, его силуэт показался внизу трапа. Лиер поднялся и, клацая зубами от холода, сказал:
— Вроде нет пробоины. Вода, наверное, через люк налилась. В трюме полторы тысячи бочек выпивки. Я уж попробовал, чтоб не околеть…
От него несло ржавкой.
— Это проклятие Мертвого капитана! — раздался замогильный голос.
Он прозвучал так неожиданно и жутко, что даже у меня по коже пробежали мурашки, а у Лэя нервно дернулись уши. Вздрогнув, Толстяк обернулся.
— Это проклятие, — вещал Дак. Он так вцепился в штурвал, словно его пытался оторвать от колеса неведомый Мертвый капитан.
— Заткнись ты, тупое отродье! — прикрикнул на него Лиер. — А то беду накаркаешь!
Старший помощник храбрился из последних сил, но мы видели, что его снова одолевает страх.
— Какие, однако, суеверные эти моряки, — шепнул мне Лэй.
