Евгений Старухин - Лесовик-3
Он поспешил в столовую, а я остался на главной аллее соображать, что же это такое сейчас было?
Только спустя пару минут стояния на месте и переваривания прошедшего разговора, до меня наконец‑то дошло, что про аванс я так и не поинтересовался. А ведь тётя Наташа меня предупреждала. И старичок‑то весьма ловко срулил из кабинета, прихватив меня. И что‑то я сильно сомневаюсь, что мне удастся его сейчас найти в столовой. Кстати, он меня вроде приглашал вечерком зайти к нему, чтобы поговорить, тогда и спрошу по поводу аванса. А ведь как он намекал на моего отца, надо будет подробно выспросить у него, всё что ему известно. Может и мне тогда хоть что‑то станет понятнее?
В моём корпусе вместе с тёть Наташей меня поджидали ещё несколько неизвестных мне женщин. Вопрос был задан сразу с порога:
— Ну что, спросил насчёт аванса?
— Нет, как‑то не получилось. Неловко было его прерывать, а потом он ушёл на завтрак, пригласив меня зайти вечерком.
Женщины весело рассмеялись. А тётя Наташа сочувственно протянула:
— Попался‑таки на удочку этого старого плута. Будешь теперь ловить его дня три, а то и больше. Любит он такие шутки. Что он тебе наговорил‑то?
Дальше посыпались предположения от веселящихся женщин.
— Сказал, небось, что ты похож на одного его старого друга?
— Да нет, это уже заезженное, наверняка что‑то другое. Твоё лицо точь — в-точь, как у его давней возлюбленной, а ты как раз годишься ему во внуки.
— Да ну, бросьте! Скорее всего, выяснилось, что ты потомок древнего благородного рода Евпаков?
С каждым предположением градус веселья женщин поднимался. Похоже, меня действительно ловко разыграли. Но каков дед! Как он лихо всё завернул. Как всё подвел к итогу! Какой талантище! Какой актёр, а?
Тётя Наташа, ласково произнесла:
— Не расстраивайся, он действительно старый жук, к такому на кривой козе не подъедешь. Но поискать тебе теперь его придётся. Но не расстраивайся, такие поиски тоже бывают весёлыми.
— А как тебе история пути к мечте всемирно известного финансиста? — долетел мне в спину вопрос, от которого я только рукой отмахнулся. Это вызвало сзади очередную порцию хохота. Мда, оказывается, очень неприятно ощущать, что тебя обвели вокруг пальца. Но как красиво это было обставлено, до сих пор поверить не могу в такие актерские способности у этого старичка, настолько искренним он казался. Но ведь как искренне он всё рассказывал! Нет, определённо, надо будет всё же зайти к нему после ужина, разузнать, что ему известно об отце. Может, это конечно и розыгрыш старого шутника, но упускать такой случай тоже глупо из‑за простой обиды.
В общем, в игру я входил в совершенном душевном раздрае. — Ну, наконец‑то! Заждались уже! — оглушили меня с двух сторон улыбающиеся мастер Гронхельм и Лицо. Мне сразу как‑то поплохело. Не с добра они так улыбаются‑то…
— Во — первых, вон ваша твоя куча барахла валяется, проверь, всё на месте, или твоя друзья что себе на сувениры прихватили?
— Но — но! — тут же отозвался на последнюю реплику Сирано, — Попрошу без инсинуаций!
В указанной Лицом стороне действительно лежали мои вещи. Засунул всё в рюкзак, оделся наконец‑то по — человечески.
— А во — вторых, — продолжил за эльфа почему‑то мастер Гронхельм, — У нас для тебя подарок! Закрывай глаза и вытяни руки и язык.
Я сделал, что от меня требовали, раздался весёлый смех Эльфа.
— Я же говорил тебе, что он купится!
Открыв глаза, я с возмущением посмотрел на них, лыбились они ещё больше.
— Ладно, не возмущайся, закрывай глаза и вытягивай руки, язык можешь не высовывать. Да, и сними свою одёжку, у нас для тебя костюмчик приготовлен!
Разоблачившись, убрал свою одежду в рюкзак. Во второй раз глаза я уже закрывал с большой осторожностью, ожидая подвоха каждую секунду. И он не заставил себя ждать. Раздался тихий щелчок, после которого мне внезапно стало как‑то очень дискомфортно, сразу зачесалось всё тело и начало крутить суставы. Кроме того, заболели разом все пальцы, словно по все сразу долбанули молотком. Непроизвольно брызнули слёзы. Я попытался открыть глаза, чтобы выяснить, что же такое со мной сделали, но не смог, руки меня тоже не слушались. В довершение всех моих проблем, ноги отказались меня держать, и я рухнул на землю.
— Что‑то ему плоховато для пятидесяти процентов… — услышал я заинтересованный голос Лица.
— Обижаешь! Это же персональные гномьи вериги от кузнеца — эксперта! Тут все семьдесят, правда, после усадки! А до этого вообще все сто! Жалко, что эффект не долговечный, вот развернуться можно было бы…
— Так вот оно что! — задумчиво протянул тёмный эльф, — А с какой скоростью потом падает?
— Вы что делаете уроды! — рядом раздавался голос Сирано, — не видите, как его корёжит? Снимите эту хрень!
— Э — э-э нет, дорогуша! — тихо ответил Лицо, — Он должен встать сам, иначе толку от вериг не будет! Мастер Гронхельм, я говорил вам, что вы — великолепный кузнец? Нет? Так вот — вы гений! Такая вещь, такая вещь! Мне бы такие в своё время, ух как бы сейчас я развернулся. К сожалению, мне удалось когда‑то достать только на пятьдесят. Ах, как жалко, что сейчас уже поздно.
— Сними с него эту шнягу и одень на себя. Посмотрим, как ты тогда будешь сожалеть об упущенном шансе! — не унимался Сирано. Как же я ему был сейчас благодарен за эти слова, но снимать с меня эти вериги почему‑то не спешили.
— Ну, ученик, полежал и хватит! Вставай уже. Успеешь ещё належаться. Тебе надо заново учиться владеть своим телом, — начал пафосно вещать Лицо, — Ты сегодня, можно сказать, заново родился. Так прими же своё второе рождение с честью, покажи, что твоя сила воли гораздо крепче стали, из которых сделаны эти вериги.
— С весьма существенными примесями мифрила, ртути и чёрной меди, — добавил мастер Гронхельм.
— И даже мифрил и чёрная медь со ртутью не остановят идущего к своей силе и славе. А вы, двое, — это должно быть относилось к Сирано и Бармаклею, — Отошли от него! Быстро! Он должен сам пройти свой путь!
— Вставай же юный подаван, почувствуй себя джедаем! — произнёс почти так же пафосно Сирано.
На что тут же раздалось возмущённое шипение Бармаклея:
— Не порть момент, шут гороховый!
Мне не оставалось ничего иного, как попробовать встать. При малейшей попытке подчинить тело своей воле, оно отзывалось болью. Но бросать дело на полпути я не привык. Слёзы опять покатились из моих закрытых глаз, но я смог подчинить свои руки и опереться на них. Ещё никогда процесс поднятия с земли не был для меня таким тяжёлым. Тело не хотелось слушаться, было полное впечатление, что свело судорогой сразу всё. При малейшем движении какой‑либо конечности, её простреливало иголочками боли. Но боль мало — помалу становилась привычной. "Человек может научиться терпеть всё!" — твердил себе я и медленно подтягивал руки. "Это не так страшно, как могло бы быть!" — убеждал себя я и переворачивался на живот. "Я смогу, в этом нет ничего невозможного!" — шептал я непослушному телу и поднимался на коленки, приподнимая невероятно тяжёлое тело над землёй. "Сила воли! Сила воли! Сила воли!" — твердил я, приподнимаясь на одну ногу с колен. "Воля сильнее слабости!" — снова и снова говориля себе, вставая во весь рост.
