Евгений Старухин - Лесовик-3
Обзор книги Евгений Старухин - Лесовик-3
Евгений Старухин
Лесовик-3
День первый
Ну, вот я, наконец‑то, и на месте. Добрался я благополучно, хотя без приключений, как всегда, не обошлось. Нет, до аэропорта меня доставили нормально, даже помогли пройти регистрацию на самолет. Мой рюкзак, к счастью, сошел за ручную кладь, и сдавать его в багаж не пришлось. А вот дальше уже начались неприятности.
На проверке меня очень долго досматривали. Всё им не давал покоя мой цветок. Проверяющие замучили меня вопросами: «Зачем вы везёте цветок в Москву?», «Это запрещенный цветок?», «Вы не можете купить цветок в Москве?», «Почему именно этот цветок везете?», «Что это за цветок?». Самому цветку тоже досталось: его просветили всем, чем только можно, тщательно изучали и опрыскивали, даже собака его обнюхала, чихнув при этом. На заключительном этапе многострадальный цветок даже вынули из горшка вместе с землей и карандашом поковырялись в земле, мотивируя это тем, что я могу провозить там что‑то запрещенное. Они довели меня до такого состояния, что я даже порадовался, что полицейские не вернули мне ножи, ведь тогда бы меня точно на самолет не пустили, уж больно я подозрительный: с цветком и ножами.
В конце концов, меня всё же пропустили в зал вылета. Как оказалось, самолет подадут только через час. Как объяснила мне работница аэропорта, это связано с погрузкой багажа. Странно это как‑то… Почему нельзя запустить параллельно погрузку багажа и проход пассажиров? Впрочем, не мне об этом судить. Я решил прогуляться по залу вылета и зайти в кафе перекусить, благо деньги еще имелись. Но зайдя в кафе и посмотрев на цены, я понял, что совершенно не голоден, мало того, я даже пить не хочу. Я даже с некоторой тоской вспомнил цены «Вареничной», там они были не в пример ниже, чем в аэропорту. Вот интересно, тут в кафе такие цены, потому что арендная плата такая высокая или они просто головой сильно ударились и считают, что на самолетах летают исключительно олигархи?
Сам полет меня тоже не привел в восторг. Кресла в самолете стояли так близко друг к другу, что мои коленки чуть не упирались мне в грудь. Видимо, разработчики этого самолета считали, что никому не может прийти в голову мысль расслабиться и вытянуть ноги. И вот в таком скрюченном состоянии надо было лететь четыре с половиной часа. Мое место оказалось около прохода, от иллюминатора меня отделяло два человека, соответственно попытки что‑то там разглядеть я оставил почти сразу. Тем более, что место рядом со мной занял любитель, если не профессионал, выпить. Всю дорогу он накачивался каким‑то алкоголем. Слава Богу, что хоть ни к кому не приставал и делал это молча. Может, он боялся лететь и глушил свой страх алкоголем? Но всё это было пустяками. Уши. Мои уши на протяжении всего полета были заложенными. Сосед через проход говорил, что от этого помогают леденцы, и даже угостил парочкой, но мне это как‑то не помогло. Пожалуй, можно выделить только два светлых момента во всем полете: первый — то, что нас бесплатно покормили, чего я совершенно не ожидал. Скорее всего, еда входит в стоимость билета, но для меня‑то это бесплатно. Ну и второй — то, что этот полет всё же кончился. В общем, если бы меня попросили описать путешествие на самолете двумя словами, то моим ответом было бы: «Быстро, но противно».
В аэропорту я очень порадовался, что не сдал свой рюкзак в багаж. Благодаря этому, мне не пришлось стоять в очереди людей, пытающихся вернуть свои вещи обратно. Встречал меня водитель. Опознать мне его удалось по табличке с моей фамилией, которую он держал над своей головой.
На стоянке нас поджидал небольшой серебристый микроавтобус с большими красными буквами «Альтмир» на боку. Чтобы попасть в санаторий нам пришлось ехать через всю Москву. Ну, как, ехать… Скорее терпеливо стоять в пробках. Кстати, пробки кончились далеко не сразу после окончания Москвы, и терпеливо стояли мы еще довольно долго. В результате моя поездка от аэропорта заняла по времени даже больше времени, нежели сам полет до Москвы.
И вот, спустя четырнадцать часов с момента выезда, я на месте своей будущей дислокации. А я еще удивлялся, что контракт с завтрашнего дня, а не сегодняшнего. Но и здесь меня так просто не оставили в покое. Меня взяли в оборот на всяческие медицинские обследования. Они заняли почти целый час. После этого меня собирались направить еще на какие‑то психологические тесты для определения уровня моей психологической устойчивости. К счастью, от этого кое‑как удалось отбрехаться, сославшись на усталость. Правда, пришлось пообещать явиться на эти тесты на следующий день после завтрака. Завтрак здесь подавали в общей столовой, в отдельном здании, с девяти до одиннадцати утра. Ладно, пора выяснить, где меня поселили.
Корпус, куда меня направили, оказался через один от столовой. Здание было двухэтажным, впрочем, все здания на территории санатория были такими же, насколько я успел заметить. В моем корпусе из‑за стойки мне навстречу поднялась женщина средних лет. Описать ее можно было одним словом «дородная». Складывалось полное впечатление, что именно про нее написал свой знаменитый стих Некрасов.
— Что, сынок, тоже в игрушки играться пришел? Как же тебя родители‑то отпустили?
— Сирота я. Некому отпускать, а кушать на что‑то надо.
— Ох, ты ж бедный! — меня вдруг порывисто обняли, прижав к груди. Дальше поток слов полился без малейшего моего участия, — Тяжко тебе без мамки с папкой‑то! Но, не переживай, я за тобой присматривать буду, ты обращайся если что. Меня тёть Ниной звать. Всегда помогу, если что. Говори, если что понадобится, не стесняйся. Если же вдруг меня не будет, то к тёть Наташе обращайся, она моя сменщица. Я ей всё обскажу, так что она тоже за тобой приглядывать станет. Ты, главное, совсем в этой игре‑то не пропадай, а то есть некоторые, что только в столовую и выходят. И вообще, если вдруг что‑то понадобится или захочется, ты говори. Мы ж затем тут и поставлены, чтоб приглядывать за всеми и заботиться. А о тебе так сам Бог велел.
Поток информации, обрушившийся на меня, поражал своим обилием, однообразием и душевной теплотой. Меня наконец‑то отпустили, но слова вставить мне всё равно не дали
— А номер тебе вот этот назначили, на втором этаже, — она протянула мне ключ — карту с большой цифрой двадцать шесть на одной стороне и с цифрой восемь — номером корпуса на другой, после чего, схватив меня за руку, повели показывать мой номер. По дороге меня просвещали о местных реалиях, — Тут у нас очень хорошо. Лес рядом, речка, повара хорошие — готовят вкусно, секций много, всяких разных, на любой вкус. Даже железяками всякими есть любители помахать. Но ты не переживай, это не обязательно, да и железяки у них затупленные. Но смотрится захватывающе. Когда я первый раз к ним зашла, так там двое сражались, ух как страшно было. Один с топором и щитом, а другой с огроменным мечом. Оба еще и в доспехах, но ведь железяки‑то, которыми они махали очень уж страшными казались. Так я тогда так перепугалась, что переубивают они друг дружку! И, даже стыдно сказать, бросилась их разнимать, да меня удержали. Оказалось, что они так чуть ли не каждый день упражняются. Потом‑то я конечно пообвыкла, и теперь даже иногда захожу посмотреть, как они там сражаются. Такое ощущение, что в древность какую‑то попадаешь, в доспехах он, да так мастерски у них всё это получается, что у меня прямо сердце иногда замирает. Правда, пока не могу разобраться от чего, то ли боюсь за них, то ли нравится мне это.
