Иней Олненн - Цепные псы одинаковы
— Во что бы ты ни стало, — услыхал Ингерд рядом, — во что бы ты ни стало нам надо найти этого колдуна, и я вырежу его сердце, если оно у него есть.
Эйрик говорил, еле сдерживая бешенство, стиснув зубы, чтобы не заорать.
— Даже одна смерть требует мести, это закон! Но нас убивают целыми племенами, и некому мстить, ибо все мертвы! Моя душа не в силах справиться с таким безумием. Наша земля захлебнется кровью, и наступит день, когда она отринет и правых и виноватых, и победители будут проклинать свою победу.
Дорога сражений и бесконечных смертей привела Эйрика Редмира к истине, и эта истина ужаснула его. Он стоял возле погребального костра на чужой земле, хоронил чужих людей, и беззвучные рыдания судорогой сотрясали его тело. Ему было все равно, кто его враг — смертный или бессмертный — он хотел остановить его. Ни о чем другом он думать уже не мог, ибо все другое стало ничтожным.
Так Эйрик Редмир, Снежный Барс, стал маэром. Тем, Кто Воздает. Тем, кто творит Суд Меча.
Ингерд стоял на дороге, что подняла его на холм, и прощался с землями Медведей. По левую руку могучей стеной все так же возвышались темные ели, они застыли в безмолвной скорби, опустив книзу тяжелые ветви. Они скорбели о мире, который изменился, ибо человек дерзнул поднять руку на неприкосновенное тело вечувара. Что бы ни случилось дальше, мир уже не будет прежним, и деревья и травы скорбели о том, что ушло навсегда.
Впереди зеленел Лес Ведунов — запретные территории, на их границе неусыпный дозор несет страх, но не за горами то время, когда люди избавятся от него, и тогда падет последний оплот служения высокому духу. То время станет началом конца, ибо человек погубит сам себя. О том говорится в кайдабах, Каменных Книгах.
Медленно Ингерд обвел взглядом вчерашнее пожарище. Из золотых поля сделались черными, над ними еще курился дым, и ветер носил по полям белый пепел. Дорожная пыль еще не впитала кровь.
Ингерд знал, что именно такой унесет эту землю в своем сердце — прекрасную и горестную, ибо война пришла и сюда. Горе Медведей неизбывно, гнев их — страшен. Онар Скронгир уже собрал своих воинов, и, ведомые этим гневом, они пройдутся по владениям Асгамиров огнем и мечом. Слишком поздно поймет янгар Эван, что зло, которое он впустил однажды в свой стан, его самого захватило в полон. Он хотел воевать честно, но вместо этого потерял все: сына, земли, доброе имя. Но само зло так легко не уничтожить, оно найдет себе других слуг и их руками вновь начнет творить лихо. Кровь Мира пролита, и остановить ее невозможно. А значит, борьба будет бесконечной. И как же сильно нужно любить и ненавидеть, чтобы находить в себе мощь для этой борьбы!..
За его спиной стояли Эйрик Редмир и Оярлик Скантир, чуть в стороне — Аарел Брандив и нескладный Травник. Каждый из них уходил в дорогу с желанием что-то найти на ней, и это желание гнало их вперед, и пути назад уже не было.
— Пошли, Ингерд, — сказал Оярлик Скантир. — Чуется мне, что времени у нас в обрез.
— Да, — кивнул Ингерд. — В обрез.
И повернулся к ним:
— По Лесу Ведунов пойдем, так безопаснее. Поведешь нас, Травник.
Парнишка улыбнулся и с радостью взялся сапоги с ног стягивать. На сей раз никто Ингерду не возразил, потому что страха у них почти не осталось. Эйрик похлопал Травника по спине и сказал:
— Если собираешься сапоги здесь бросить, чудесный отрок, то лучше забудь об этом. С собой понесешь, понял?
— Понял, — пожал плечами Травник. — Чего ж не понять?..
К ним неслышно готтары подошли — два ветхих старика с длинными бородами седыми. Старики такие высохшие были, что, казалось, ветер их переломит, но нет, эти готтары — что посох ясеневый, сам тонкий, а по спине протянешь — спина сломается.
Помрачнел Ингерд, думал, корить его сейчас готтары начнут за то, что беду на их племя накликал. Волк и сам это понимал, да где слов взять, чтоб повиниться? Мертвых словами не поднимешь…
Стоит, значит, в землю смотрит, прядь белая на лоб упала, ждет от готтаров наказанья. А они и говорят, а голос-то — что у одного, что у другого — сильный, звучный:
— Сила и удача нашего племени с тобой в дороге, Волк. Оставь сомнения свои, чтоб не дрогнул ты в урочный час.
Ингерд вскинул голову. В глазах старых готтаров — ни тени упрека, только предчувствие неизбежности.
— Как же… как же избавиться мне от сомнений? — глухо спросил он.
— Нужно верить. Верить в то, что делаешь. Верить всю жизнь. А если в конце пути поймешь вдруг, что ошибался — тебе не перед кем будет стыдиться за свою ошибку, ибо ты предстанешь перед Эльмом Светлым. Ты предстанешь перед Богом.
Тяжкая вина, которую возложил на себя Ингерд, заставила его опуститься на колени. За все свои ошибки и сомнения, за всех друзей и врагов, за всех живых и мертвых просил он прощения у этих двух стариков. Один из готтаров положил ладонь ему на голову и промолвил:
— Иди вперед с легким сердцем, отринь печали и надежды. Что бы ты ни сделал — все будет славно, ибо ты уже сделал достаточно.
Он поднял Ингерда с колен и добавил:
— Наши границы всегда открыты для тебя и для тех, кто с тобой. А теперь — прощай.
Ингерд поклонился, и Эйрик, и Оярлик, и Орел, и Травник. Седовласые готтары долго еще стояли на дороге и глядели им вслед. Как два дерева на холме, что путник издали замечает и говорит себе:
— Ну, вот я и дома.
В лесу, на той поляне, где кайдабы стояли, они повстречали давешнего старика, в звериные шкуры одетого. Он стоял у высокого камня и сам был похож на камень — застывший, неподвижный. Может, он и слышал шаги и голоса, но головы не повернул. Ветер раскачивал кроны берез, и по лицу старика волнами пробегала тень. Ингерд взглянул на камень, сверху донизу испещренный Рунами, но изломанные значки по-прежнему оставались ему непонятными. Аарел Брандив шагнул вперед и загородил камень собой. Ингерд думал — от него, но оказалось, от — старика.
— Опомнись, — сказал он ему. — Не то сердце твое разорвется.
Старик поднял на него взгляд — холодный и чужой.
— У атаннов есть душа, — произнес он. — Но сердца у них нет.
— Нет! Не говори так, — Аарел Брандив отшатнулся, как от удара.
— Ты не хочешь этого слышать? — старик смотрел Орлу в глаза и не отпускал его взгляда. — Ты забыл, как зовут тебя? Забыл, кто ты есть?
— Нет, — прошептал Аарел Брандив. — Я помню.
— Назови себя, — потребовал старик.
Орел молчал, кровь схлынула с его лица. Ингерд невольно отступил. Он не понимал их разговора, но он страшил его.
— Назови себя! — повелительно крикнул старик, ударяя посохом в землю. Трава на земле обуглилась.
