Елена Первушина - Короли побежденных
Теперь оставалось лишь дождаться, когда стает снег, и выбрать теплый погожий день для суда. И вот этот день, когда народу Лайи предстояло проститься с последним призраком свободы, наступил.
По старинному закону людей королевского рода судили прилюдно, на площади. На этот раз посол свято соблюдал все традиции. На высоком помосте сидел, сверкая золотом и малиновым бархатом, гордый и встревоженный кронпринц. Рядом с ним стоял Эрвинд, который должен был переводить все происходящее на тардский язык. Чуть ниже помещался Арнульф.
Народу набилась полная площадь. Люди волновались, шумели, толкали стражников и казались сверху цветными стеклышками в калейдоскопе. И хоть из задних рядов немного можно было увидеть, любопытство все же удерживало людей на месте.
Королева Мэй также сидела на помосте. Ветер играл ее черным платьем, шевелил короткие волосы. Казалось, она так и не очнулась с того дня, как услышала проклятие брата. На вопросы она отвечала односложно, чужих слов почти не слышала, задумчиво глядя куда-то вдаль. Эрвинд переводил, наследник нервничал, пытаясь разобраться в этих дьявольских обычаях, посол поглядывал на всех троих, ждал чего-то, но сам не знал чего.
Наконец разбирательство было закончено, приговор произнесен. Императорский сын вздохнул с облегчением, посол, как ни странно, тоже. И тут королева легко, словно это ей было привычно, опустилась на колени и промолвила:
— Я прошу о милости.
Кронпринц бросил хмурый взгляд на переводчика.
— Это обычай, — пояснил тот. — Она просит оказать ей последнюю милость.
— Ну, если обычай… Но чего же она, собственно, хочет?
— Я хочу поговорить со своим народом, -сказала Мэй.
Эрвинд перевел.
— Ах, со своим! Ну что ж, пусть попробует.
Мэй кивнула.
Хотя люди на площади были теми же, кто три месяца назад повесил черное платье на ограду дома королевы, когда она вышла вперед и вскинула руку, толпа по привычке затихла. Мэй огляделась. Когда-то они с Эрвиндом Старшим исходили эту площадь, проверяя, как звучат слова в каждом из ее уголков. И вот сейчас Мэй послала свой голос в огромное окно цветного стекла на втором этаже особняка аристократов, и он разнесся далеко-далеко. Королеву слышали все.
— Люди Лайи, — сказала Мэй, — мой приемный отец, король Эрвинд, велел мне помнить, что я — ваша должница. Я забыла его слова и предала вас. Я не прошу у вас милосердия, потому что не заслуживаю его. Но в моей воле просить вас вот о чем: ныне прерывается королевский род, у меня нет наследников, и вы должны выбрать себе нового властителя.
Сын Императора заерзал в кресле и дернул за рукав переводчика, который говорил все медленнее и медленнее.
— А, нет, все в порядке, — ответил тот. — Это просто формальности.
— Но как выбрать достойного? — продолжала королева. — Кто был мудрее моего приемного отца? Однако и он ошибся. Поэтому прошу вас довериться тому, чье имя я не могу назвать здесь.
Посол невольно приподнялся с кресла. Он понял, что сейчас что-то случится, но никак не мог догадаться — что.
— Бедная девочка и правда сошла с ума, — пробормотал переводчик по-асенски. — Я этого не хотел.
Сын Императора допытывался:
— Что? Что она сказала?
— Она говорит о духе, покровителе Лайи, — сказал вдруг Арнульф. — Его имя нельзя называть при чужестранцах.
— Глотка Господня! Что это значит?!
Арнульф промолчал. Он, как и все асены, почувствовал повисшее над площадью напряженное ожидание. И тут в полной тишине до них донесся гулкий, дробный перестук копыт. На пространство, свободное от людей, выбежал неизвестно откуда, может быть и правда с неба, ослепительно-белый конь. Асенские лошади выносливы, но неказисты, и оттого абрский жеребец показался пришельцем из чужого, волшебного мира. Прошло уже более ста лет с тех пор, как таких лошадей видели в Лайе. Конь обежал круг, потряхивая гривой и высоко держа роскошный, вычесанный хвост. Никому даже в голову не пришло ловить его. Он побежал снова, уже совсем рядом с людьми, и вдруг упал на колени перед кем-то, стоящим в первом ряду. Тем, кто будет новым королем Лайи.
Наследник имперской короны беспомощно шевелил губами, глядя на Арнульфа. У того вырвалось нечленораздельное проклятие. Он-то сразу понял, кто будет новым королем. Господин Аттери собственной персоной. Простенько так.
— Господи, да что же это что же это? — разобрал он наконец слова сына Императора.
Арнульф покачал головой. Уже ничего нельзя было сделать. Перед чудом бессилен даже Император. Люди не будут сражаться ни ради короля, ни ради аристократов. Но ради чуда они не пожалеют ничего. Сейчас асены просто забыли о тардах. Они теснились, стараясь пробиться поближе к новому королю, пока он еще стоял среди них и кормил коня сахаром.
Посол взглянул на Мэй, зажмурился и затряс головой. Ему вдруг показалось, что у нее вместо лица лисья морда и эта морда преподло скалится и показывает ему язык. Он поспешно отвел взгляд и заметил в переулке до боли знакомую шляпу. Ну конечно, этот мерзавец ростовщик, которого он так и не успел посадить! Без него тут не могло обойтись! Он снова взглянул на Мэй — хотел увидеть, как она кивает своему дружку — все, мол, в порядке. Но он ошибся. Королева смотрела на Эрвинда. Посол просто почувствовал, как натянулся у него над головой их взгляд, и снова ему показалось… Какое-то совсем уж странное и непривычное чувство, будто он тоже был лишь фигурой в игре последних королей Лайи.
Он поспешно отогнал эту мысль, наклонился и шепнул стражнику:
— Уведите кор… подсудимую.
И она спустилась с помоста под конвоем. Улыбаясь в первый раз за многие дни. Потеряв разом все — и корону, и честь, и любовь.
Та, что оказалась слишком слаба для ноши, которую возложила на нее судьба, и все же сумела пройти свой путь и передать эту ношу другому. Тому, кто сильнее.
Аттери досталась корона, Эрвинду — честь, Лайе — еще один маленький кусочек свободы. Мэй не осталось ничего.
И все же она улыбалась. Потому что когда асен теряет все — он смеется. Потому что честь выше свободы, но мудрость может быть выше чести.
Тем временем наследник все еще пытался добиться от окружающих объяснения происходящему.
— Обычай, — пояснил наконец переводчик. — Белый конь — вестник солнца. Есть древняя легенда.
— Это же противозаконно!
— А это вы им объясните, коллега!
Переводчик держался рукой за спинку кресла, и Арнульф видел, что он весь трясется от смеха. Оказывается, и он умел смеяться! Наследник схватился за рукоять меча.
— Знаете что, — продолжал переводчик, — у меня еще остались кое-какие земли. Так вот, за второй такой спектакль я готов вам все их подарить. Как она вас! Вот видите, — дружелюбно обратился он к послу, — в одном мизинце асенской крестьянки больше толку, чем во всей королевской династии.
