Алена Даркина - Полнолуние: закон стаи
— Как скажете, ваше величество. Сегодня принцесса мне сообщила, что девушка серьезно заболела. Возможно, она даже не выживет. Эолин приглашала к ней врача, тот как обычно пустил кровь, но никакого улучшения не произошло.
— Не смей так шутить! — королева решительно направилась обратно во дворец.
Со стороны люди бы отметили всю ту же сдержанность и бесстрастность, если бы не одна маленькая слабость, о которой знали лишь два-три человека в государстве: когда королева теряла покой, она шла в Зал Славы. Там собрали портреты всех королев, а также их мужей и детей. Поскольку маленькую Эолин нарисовать не могли, портрет королевы там присутствовал всего дважды: один в венчальном платье с королем Ллойдом, а второй с детьми — наследной принцессе тогда исполнилось семь лет.
Слуги предупредительно открыли двери перед королевой, и она прямиком направилась к первой картине. Люп — молодой, красивый герцог, только что ставший королем, — на портрете буквально светился от счастья. Эолин напряженно всматривалась в его лицо, будто хотела уловить в нем какие-то другие эмоции: ненависть, боль, хотя бы презрение. Но картина оставалась неизменной. Почему же ей кажется, что он мстит за свою смерть? В который раз она безмолвно прошептала: "Прости! Если сможешь, прости…" Женщина понимала, что Ллойд не может ее слышать, но…
Она слышала, как Полад отпустил слуг и снова встал за спиной.
— Мардан…
— Что происходит? — он смиренно склонился.
— Мне кажется, что-то случилось. Прошло восемь дней, а от… Ялмари, — она никогда не называла принца Ллойдом при Поладе, — никаких известий, — она посмотрела на листок бумаги, как по волшебству появившийся в руках телохранителя.
— Вы ошибаетесь, миледи, — мягко возразил Полад. — Ничего не случилось, наоборот, у меня хорошие новости. Это письмо от принца. С ним все в порядке, он передает вам привет и сообщает, что скоро вернется в Жанхот.
— Почему ты сразу не сказал? Дай, я хочу прочесть сама, — королева выхватила листок и всмотрелась. — Что это? — она удивлено подняла глаза. — На каком это языке?
— Это зашифрованное письмо, ваше величество, — Полад спрятал усмешку. — Я научил этому капитанов и принца. Если письмо перехватят, никто не сможет его прочесть.
Королева разочарованно отдала листок обратно.
— Ты лжешь мне.
— Вы меня обижаете, ваше величество. Хотите, прочту? — он шагнул ближе и, выставив листок перед лицом Эолин, провел пальцем по последней строчке. — Вот, например, написано: "Передавай привет королеве и поцелуй ее за меня". Что я с удовольствием и сделаю, — Эолин не успела отшатнуться, Полад, обхватил ее за талию и прижался к губам.
Сначала губы ледяной королевы упрямо сжались, затем расслабились и чуть приоткрылись, уступая настойчивости мужчины. Руки скользнули на его плечи и тут же уперлись в грудь:
— Мардан! Кто-нибудь увидит…
— Обижаешь… — он нежно скользнул губами к ее уху, оставил влажную дорожку на шее. Шепот мужчины вызвал дрожь в теле. — Я твой телохранитель и всегда знаю, кто и где находится во дворце.
Эолин судорожно вздохнула и спрятала лицо у него на груди:
— Я так боюсь! — выдохнула она.
— Не бойся, — он, едва касаясь, гладил женщину по спине, продолжая целовать плечи. — Я бы ни за что не стал рисковать жизнью принца. Неужели ты мне не веришь? С ним все в порядке.
— Это точно?
— Точно. И не зачем ходить смотреть на этого ублюдка, — глаза яростно сверкнули, когда он кивнул на портрет короля.
Эолин вырвалась из объятий и отступила:
— Не смей называть его так! Он не ублюдок, и ты это прекрасно знаешь.
Полад снова превратился в почтительного слугу.
— Вас мучает совесть? — поинтересовался он тоном доктора, спрашивающего у пациента о симптомах болезни.
Королева окинула телохранителя холодным взглядом и отвернулась.
— Да. Меня мучает совесть. Иногда мне кажется, что он женился на мне потому, что любил. Он надеялся, что я… забуду прошлое. Он дал свое имя моему сыну…
— Боюсь, он не подозревал, кто отец принца. В противном случае… кто знает, — на этот раз королева не нашлась что ответить. — Я могу идти? — поинтересовался Полад после паузы.
— Мардан, не сердись, пожалуйста, — ответила она, не поворачиваясь. — Ты здесь ни при чем. Это мои грехи, — Полад открыл рот, чтобы возразить ей, но передумал. — Скажи лучше, что там с этой девочкой? Она действительно так серьезно больна?
— Какая девочка? — Полад поднял брови.
— Не зли меня! — в голосе королевы послышалось раздражение.
— Вы говорите о маленькой горничной, леди Лаксме? — все-таки уточнил Полад. — Она действительно серьезно больна.
— Мардан! Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что дал ей лекарство. Думаю, оно все исправит.
— Мардан…
Он вновь шагнул ближе, и обнял королеву.
— Ваше величество, — проговорил он подчеркнуто вежливо. — Об этой девочке вы совершенно точно можете не переживать. Вы ведь поручили это мне? Вот и не волнуйтесь. Я еще ни разу вас не подводил, не так ли?
На этот раз Эолин сама поцеловала его, сказав на ухо перед этим:
— Спасибо.
Он хотел ответить на поцелуй, но быстро отстранился.
— Сюда идет дворецкий, — и продолжил громко. — Предлагаю все же написать письмо королю Лейна.
1 юльйо 5068 года от сотворения Гошты, Умар, город князя Балора.
Если бы Ранели не увидела в небе сокола, она бы ни за что не вошла в дом к Ялмари. Когда птица появилась в третий раз, девушка не сомневалась: Алет следит за ней. Это-то и раздражало: парень не предпринимал попыток вновь сблизиться, и в тоже время не отпускал до конца, несмотря на обещание, продолжал следить за ней. Пусть следит. Она докажет, что Алет ей безразличен. Если у него нет сил забыть то, что было, то у нее хватит. Обратного пути нет.
Как только начался праздник, появился вожак. Ранели держалась от него подальше. Никого она не боялась так, как этого молодого парня, обычно веселого и простого, но иногда меняющегося непостижимым образом. Хорошо, что у костра присутствовал оборотень, который интересовал вожака больше — Ялмари. Когда начались разоблачения, девушка сначала не верила ушам. Казалось, и Тевос, и Ялмари разыгрывают их. Но когда новоявленный принц заскрежетал зубами, вместо того чтобы отвергнуть обвинения, сомнений в правдивости услышанного не осталось. Если бы мог, Ялмари прервал бы вожака: подробности его появления на свет ему не нравились. Да и кому бы такое понравилось? На мгновение Ранели посочувствовала парню: мало того, что рожден в Энгарне, мало того, что королева предала родного отца, мало того, что всю жизнь пришлось скрывать истинную сущность, так ко всему прочему он еще и незаконнорожденный. В Умаре с таким никогда не сталкивались.
