Дэйв Дункан - Меч демона
Им отвели на двоих маленькую круглую комнатку на верху одной из башен. В ней слегка сквозило и не было никакой мебели, кроме двух набитых соломой тюфяков, но это мало их смущало. Вечером, накрываясь пледом, он услышал сонное приветственное бормотание — довольное урчание книжного червя, посвятившего целый день изучению книг и надеющегося провести за этим занятием еще много, много дней.
— Не спишь?
— Ммммф! — То есть нет.
— Хэмиш, ты знаешь, как зернят порох?
— Мммф! — То есть да.
Тоби свернулся калачиком.
— Знаешь, как подстраивают стрелу под лук?
Последовала пауза.
— Ну знаю, — произнес чуть менее сонный голос. — А что? Зачем ты хочешь это знать?
— Я не хочу. Я уже знаю. — Он в отчаянии уставился в темноту.
Хэмиш его не понял, что было неудивительно. Он зевал во весь рот.
— Давай рассказывай, если хочешь, но я и так читал об этом когда-то.
— Я не хочу рассказывать.
Снова раздраженное фырканье.
— Ты будишь меня, чтобы сказать, что не хочешь рассказать, как подстраивают стрелу? Ты давно собирался это сделать или только что придумал?
— Извини. Ты видел Мег?
— Не о чем говорить. Она гуляла сегодня с леди Лорой на закате. Я слышал, как она поет в зале. — Зевок. — С ней все в порядке.
— О… Хорошо. Я просто так спрашивал. Извини, что разбудил. Спи.
— Спать? Теперь? После того, как ты ведешь себя…
— Как?
— Ох, ничего. Спокойной ночи, Тоби.
Комнатка была совсем маленькая. Тоби вытянул длинную руку, нашарил ухо и ухватил его большим и указательным пальцами.
— А этого хочешь? Сейчас оторву!
— Ууууй!
— Хочешь, дерну?
— Ладно! Ладно! Пусти! Спасибо. О чем это я говорил?
— Ты собирался сказать мне что-то насчет того, как я себя веду.
— Ох, не настолько же я спятил! — Зашуршала солома, и Хэмиш хихикнул, укрывшись за тюфяком. — Я тебя почти и не видел с тех пор, как мы здесь. Но… почему ты спрашивал меня про зернение и стрелы?
— Это интересно, — упрямо сказал Тоби.
— Что-то это не в твоем духе интересоваться вопросами «как». Я мастер учиться, ты мастер делать. — С минуту он молчал, потом в темноте замаячило белое пятно его лица. — Ты это хотел сказать, да?
— Да, — признался Тоби. — Они объясняют мне — и я запоминаю это! Мне это даже интересно! Со мной никогда такого не бывало. Твой па говорил, что ученика хуже меня у него не было.
Хэмиш громко рассмеялся:
— Это ужасное преуменьшение! Я никогда не забуду свой первый день в школе! Мне тогда исполнилось пять, кажется. Тебе было около восьми, верно? Я помню, что уже тогда ты был самым большим в школе, и в тот день па пытался объяснить тебе таблицу умножения. Я тогда уже знал ее, ясное дело
— я научился читать в три года, — и ни за что не мог поверить, чтобы такой здоровый парень так мучился с ней. И па тоже! Я никогда до тех пор не видел его по-настоящему сердитым. Я почти не узнавал его. Я даже плакал из-за того, что мой па так вел себя: визжал, кричал на тебя, даже порол. Там сидели дети со всей деревни, и он потратил на тебя больше времени, чем на всех нас, вместе взятых, но я не думаю, чтобы ты, выходя из школы, знал хоть капельку больше того, что знал с утра. А ведь ты получил не меньше дюжины розог.
— Только дюжину? Я всегда считал, что провел день впустую, если не доводил число до двух десятков. — Он хвастал, конечно, но не слишком. — Пять лет борьбы! Я все надеялся, что он признает меня полным идиотом и оставит в покое.
— Но он знал, что ты притворяешься, потому и не выгнал тебя. Не представляю, как ты выдержал все это.
— Я знаю, что он приходил домой и плакал, — мне Эрик рассказывал. Это меня поддерживало: как же, он плакал, а я нет. Я до сих пор сплю лицом вниз — по привычке.
— Когда ты закончил школу, па сказал, что ты победил: он не научил тебя ничему.
Лестно слышать!
— О, кое-что он в меня все-таки вдолбил, — честно признался Тоби. — Например, английский язык. — Даже в детстве он понимал, что это нужно, так что позволил обучить себя этому. На то и существует школа, ради этого написан закон об образовании. — Но очень скоро я ухитрился забыть почти все. А теперь посмотри на меня! Я запоминаю новые вещи! Я учусь новым вещам! Это на меня не похоже! Я околдован!
— Не думаю, — сонно ответил Хэмиш. — Просто то, чему па пытался научить тебя, было тебе неинтересно. И потом каждый раз, когда ты понимал-таки что-то, ты считал себя проигравшим, верно? Но то, чему учат тебя здесь, — это то, что ты хотел знать. Так что каждый раз, когда ты понимаешь что-то, ты чувствуешь, что ты выиграл. Вот и вся разница! Что до меня, то мне интересно почти все, особенно если об этом написано в книгах — все, кроме семьи. Каждый раз, когда ма хочет, чтобы я вызубрил всех наших родичей, я все равно что тупею. «Тупой, как Тоби Стрейнджерсон», — так она говорит.
— Правда? Неужели так и говорит? — Приятно было сознавать, что в учительской семье его не забыли даже спустя столько лет.
— Все так говорят. Твое невежество вошло в пословицу во всем глене, правда! Но, по-моему, ты просто очень разборчив в том, что хочешь знать. Ты не глуп просто ты запоминаешь только то, что тебе нужно.
— Мммф! — сонно буркнул Тоби в подушку. Странно думать о себе не как о тупице. Чуть позже Хэмиш сказал что-то еще, но он уже был слишком далеко, чтобы расслышать…
На следующее утро дождь прекратился, но северо-западный ветер срывал с волн в заливе клочья пены. Сэр Малькольм предложил поучиться верховой езде. Тоби сменил плед на штаны с курткой и отправился вместе с ним на конюшню. К обеду он брал пятифутовые барьеры.
— Абсолютное бесстрашие, — проворчал смотритель.
У Тоби, не хватило духу признаться, что на самом деле это всего лишь отсутствие воображения. У тупости, оказывается, есть свои преимущества.
Когда он вернулся на кухню, то увидел там Мег. Она сидела за столом, а вокруг роем вились человек десять молодых гвардейцев. Она натянуто улыбалась им: Красавчику Уиллу, Йену из Клахана и остальным. Тоби быстренько подошел к ним со спины. Он столкнулся с Уиллом, ненароком заехал локтем по почкам Йену и совершенно случайно отдавил ногу Робу Долговязому.
— Прошу прощения! — процедил он. — Я не всегда такой неуклюжий.
Они внимательно посмотрели на него, извинились и пересели за другой стол.
— Приятно видеть тебя, Мег… Чего это ты так свирепо смотришь?
— Я? Свирепо? Вовсе нет!
Еще как да!
Ее платье было гораздо проще того, неописуемого, в котором он видел ее в прошлый раз, — простая зеленая шерсть в складку, без рукавов. Волосы она опять заплела в косы — она снова превратилась в деревенскую девушку, но — о, как она была хороша!
Он задыхался, здоровый битюг! Язык у него словно отсох.
