Ольга Болдырева - Без души
Тина предложила освежить в воде одежду, после чего быстро просушить её импульсом теплого воздуха, а также ополоснуться и самим, смыв пот. Предложение было здравым: у ночных хищников этого мира был превосходный нюх, и они очень любили сладковатое людское мясо, находя его по запаху, когда потный от дневной жары человек устраивался на ночёвку в тихом перелеске. Каждый ребёнок с первых годов жизни запоминал, что чистоплотность могла спасти ему жизнь.
Все согласились. Тина, кажется, женщиной себя не считала и спокойно скинула с верхнюю одежду, оставшись в одной нижней рубахе, Ирэн тоже не стеснялась, вызвав ассоциацию удивления. В прошлой жизни девочка была куда более скованной. Только Ларин громко сказала, что она не будет раздеваться при мужчинах, и скрылась за кустами.
Всё повторялось. Почти точь — в–точь. На мелкие огрехи внимания обращать не стоило. Они не смогут изменить давно выверенный ход событий.
Наверное, это должно было вызывать иллюзии каких‑то ощущений. Но разум отстраненно отсчитывал оставшиеся минуты, и никаких ассоциаций в сознании не появлялось. Наоборот, было внутри нечто сродни усталости. Словно я приехал на вокзал слишком рано и оказался вынужден провести время в томительном ожидании, сидя в паршивом кафе. И в момент, когда состав медленно подъезжал к перрону, я испытывал ту знакомую многим пустоту, когда тревога и тянущее ощущение ожидания уже отступили, но новые эмоции им на смену ещё не успели придти.
Несколько коротких мгновений, в которые человек чувствует себя тряпичной куклой.
Но секунды проходили, а ассоциаций по — прежнему не возникало, разум продолжал отрешённо отсчитывать минуты.
Далик развёл огонь, достав из заплечного мешка припасы, которые дали нам с собой жители селения. Протянул мне мягкую булочку — хлеб этого мира был горьковатым с неприятным послевкусием, но в тоже время оказался намного сытнее земного. Ирэн, съев свою порцию и извинившись, отлучилась в высокий кустарник. Тина завела спокойный разговор с Девеаном, надзиратель отвечал охотно. Ферл подогревал на огне маленькие кусочки мяса. Далик смотрел на танец пламени.
И в какой‑то момент внутри порвалась ещё одна тонкая цепь, связывающая меня с прошлым и сдерживающая Бездну. Даже нет, не порвалась — растворилась, позволяя Зверю ещё на миллиметр приблизиться к свободе.
Что ж, кажется, пора спросить, куда пропала Ларин. Но, опережая меня на какую — то долю секунды, из кустов вынырнула, отряхиваясь от колючек, Ирэн.
— Ой! А Ларин так и не вернулась? Странно… — девочка, посмотрев на меня, слегка наклонила голову и снова повернулась к вскочившему на ноги Далику.
И тут я понял, что улыбаюсь.
Возможно, в первый раз за все моё существование без души я действительно улыбался — совершенно искренне и нормально, зная, что где‑то совсем близко от нашей поляны захлебывается кровью молодая женщина, которая всего лишь мечтала спасти свой мир.
И ещё верила, что друзья успеют прийти на помощь.
* * *…Город был разным.
По утрам — спокойным. Белая звезда лениво карабкалась по акварельному небосклону, с ленцой очерчивая строгие контуры башен, играя лучами, которые запутывались в витражных окнах, оживляя их, словно иллюстрации к сказкам. Свет, пробивающийся сквозь слои ватных облаков, заливал главный зал, балкон, жилые комнаты и стирал пугающие тени. Он растекался патокой по всему городу, в безуспешной попытке согреть древние каменные стены, и становилось совсем не страшно.
Мальчик выходил на северный пирс, устраивался на самом краешке, смешно болтая ногами, и наблюдал за океаном. Ему нравилось это делать. После того, как надоедало исследовать длинные, укутанные паутиной коридоры или играться с тенями в пустом тренировочном зале, он приходил сюда, чтобы, наблюдая за ледяными водами и не думать ни о чем. Иногда океан хмурился. Высокие серые волны окутывали пенными брызгами щеки мальчика, одежда быстро намокала, а злой ветер словно специально бил ему в спину, надеясь сбросить в объятия вод. Мальчик не чувствовал холода, но всё равно нехотя поднимался, сутулясь и шаркая, уходил обратно в город. В главный зал. Он устраивался напротив странного узора на полу и ждал, что вот — вот он сработает, и сквозь лёгкую мерцающую пелену сюда придут. За ним. Мечтал, что он станет кому‑то нужным.
Но Белая звезда добиралась до какой‑то невидимой точки, и небо становилось густым, будто бы акварель заменили гуашью. Несколько минут ничего не происходило, но звезда ускоряла свой ход, спеша уйти за тонкую полосу горизонта. Её младшая сестра освещала башни и подсвечивала витражи пугающим красным цветом. Мальчик подходил к узору, дотрагивался до тонких холодных линий, проводил ладонью по шершавому камню, словно прося поторопиться. Ему не хотелось оставаться в городе на ночь. На ещё одну холодную, страшную ночь.
Но никто не приходил.
Днём город становился тревожным. Свет в зале мигал, то замирая испуганной птицей, то продолжая агонизировать. Внизу метался океан, словно прося защиты у башен. В ревё его волн мальчик слышал крики, обрывающиеся на тревожно — высоких нотах, невнятные мольбы, плач. Мальчик обхватывал голову руками, чтобы не слышать, запирал двери, боясь, что наступающая темнота откроет их и заберёт его. Что он просто растворится в ней. Он продолжал ждать, когда же за ним придут. Ведь случилась ошибка! Взрослые просто спешили уйти, а он прятался от темноты под кроватью. И когда узор на полу заработает, он услышит весёлые голоса вернувшихся взрослых. Его поднимут на руки, извинятся за то, что так долго не приходили. Его снова будут окружать друзья.
Друзья…
Он так и не понял, что же обозначает это слово… Поддержка? Теплота? Но он всегда был один, в этом большом городе. И единственное тепло, которое мальчик знал — своё прерывистое дыхание, когда он пытался согреть озябшие ладони, если темнота подбиралась совсем близко.
Вечером город зажигал сотни волшебных огней, чтобы мальчику не было так страшно. Но он всё равно боялся липкой, словно перебродившее варенье, темноты, которая подкрадывалась к нему снаружи. У неё был отчетливый привкус безумия. Она звала его, манила. Темнота все наступала, заставляя его сжиматься в маленький комочек под гротескным каменным троном.
В этой темноте обитал кто‑то злой. У него было бледное странное лицо, тонкие искривлённые в усмешке губы и глубоко запавшие страшные глаза. От него пахло болью и кровью. Мальчик боялся его, боялся, что, подойдя к зеркалу в одной из пустующих комнат, увидит в отражении эти безумные глаза.
Ночью город охватывал шторм. Косые струи холодного дождя вперемешку с липким снегом заливали пол, подбираясь к каменному узору. Океан долбился в основы башен, словно желая их сломать. И там, снаружи, что‑то боролось с темнотой. И проигрывало, завывая, выбивая в комнатах и залах тонкие стекла, кидалось пригоршнями ледяной воды в витражи.
