Птицы - Торин Владимир
Мадам Гриппен шагнула в кабинку лифта, ее подручные кивнули Финчу, намекая, что ему следует поступить так же. Финч вошел в лифт. Мистер Брэй и мистер Торкин протиснулись за ним. После чего мистер Поуп закрыл решетку.
– Мне очень жаль, – заламывая руки, сказала Арабелла, глядя на Финча сквозь витые прутья.
– Не хочу тебя больше знать, – бросил Финч, и лифтер закрыл дверцу.
Кабинка качнулась и поползла вниз. Тяжелый черный чемодан оттягивал руки, а цветочный запах плотоядного растения, исходящий от мадам Гриппен, заполнял все кругом. Он проникал в ноздри и травил Финча, лишь усиливая чувство безысходности.
«Вот бы все это мне просто снилось, – подумал он. – Вот бы все это просто был кошмар…»
Как назло, происходящее казалось столь реальным, что щипать себя не имело смысла.
Лифт опускался, по мнению Финча, неимоверно быстро. Настолько, что он так и не успел придумать ничего, что хоть отдаленно напоминало бы план побега. У него был лишь глупый вариант броситься бежать, когда они выйдут за двери дома, но он понимал, что так просто улизнуть ему не дадут.
Лифт остановился, и все покинули кабинку.
– Вот ключ, миссис Поуп. – Мадам Гриппен передала ключ от квартиры Финча буквально светящейся от счастья консьержке, и та повесила его на гвоздик рядом с ячейкой для корреспонденции под номером двенадцать.
– Уж я об этой квартирке позабочусь! – хихикнула миссис Поуп, вернувшись к окошку.
– Хорошего вечера, – попрощалась с консьержкой мадам Гриппен, и новоявленный сирота в сопровождении клерков из приюта покинул дом № 17.
Финча подвели к бордовому троффу.
Мистер Торкин забрал у мальчика чемодан и засунул его в багажный кофр, притороченный сзади. Мистер Брэй тем временем открыл дверцу и указал Финчу на заднее сиденье; рядом с мальчиком уселась мадам Гриппен. Оба громилы заняли кресла спереди.
Мистер Брэй надел на глаза экипажные очки, на руки – перчатки для управления рычагами и потянул цепочку, увеличивая огонь в топке котла.
Пришли в движение поршни.
Ту-ту-ту – застучало что-то под днищем. Экипаж задрожал и затрясся.
Постепенно в салоне стало тепло. Мистер Брэй зажег фонари, толкнул вилкообразный рычаг, и трофф, выплюнув облако дыма из выхлопной трубы, тронулся с места.
На глаза Финча наворачивались слезы.
Дом № 17 на улице Трум все отдалялся. Финч покидал его, и было чувство, что навсегда…
Бордовый приютский трофф катил по вечернему городу.
Финч глядел в окошко, бессильно прислонившись лбом к стеклу.
С каждым поворотом, с каждым перекрестком внутри мальчика как будто что-то отмирало. В голове была лишь одна пропитанная безысходностью мысль: «Никто за мной не придет. Дедушка не появится на пороге “Грауэнс”, чтобы вернуть меня домой…»
Жизнь в Горри между тем шла своим чередом…
Прямо сейчас здесь творились темные дела. Их проворачивали в мрачных закоулках, глухих, как старики-звонари, тупиках и даже на более-менее людных улицах. И не всегда упомянутые дела были чем-то незаконным или предосудительным – просто они и правда были вынуждены происходить в темноте из-за того, что большинство фонарей в Горри стояли с битыми плафонами.
Несмотря на это, уютно теплились многие окна домов – видимо, прямо сейчас там джентльмены, усаживаясь у радиофоров, включали вечернюю передачу, дамы готовили ужин, а дети играли на ковриках в гостиных. В круглых чердачных окнах проглядывали силуэты котов и кошек, спрятавшихся от непогоды и лениво глядящих на снег.
По улице пыхтели экипажи. Прохожие куда-то торопились, сжимая в руках зонтики и бумажные пакеты с покупками. На тротуар из витрин лавок тек обжигающе рыжий свет, в котором на снегу чернели тени от прорисованных на стеклах надписей.
Улочка за окном подпрыгнула. И Финч тоже подпрыгнул.
Колесо троффа угодило в ухаб.
– Можно вести эту колымагу аккуратнее, Брэй?! – воскликнула мадам Гриппен. – Я не хочу снова увидеть свой обед.
– Прошу прощения, мадам, – пробурчал мистер Брэй, и Финч уставился в его бритый, покрытый потом затылок.
В большущих очках и перчатках громила водил штурвалом из стороны в сторону, отвлекаясь порой лишь на то, чтобы дернуть за какой-нибудь рычаг или за цепочку, свисающую из-под крыши экипажа. Время от времени он гудел в клаксон и приглушенно ругался.
Его приятель, мистер Торкин, в скупом свете закопченной лампы что-то записывал и отмечал на листах, закрепленных на планшетке. Финч даже удивился: он-то полагал, что этот громила не умеет ни читать, ни писать. Некоторые люди полны сюрпризов…
Финч заметил, что часть строк в списке приютского громилы вычеркнуты. Кажется, прямо сейчас вычеркивали и его. По крайней мере, мальчик чувствовал себя вычеркнутым. Прежняя жизнь закончилась – больше не будет дома № 17, не будет школы Фьорити, не будет дедушки, не будет… Арабеллы. Даже книг – и тех не будет.
– Кто там у нас следующий, Торкин? – спросила мадам Гриппен.
Всю поездку она почти не шевелилась, словно выжидая и подманивая жертву, как мухоловка в горшке, своим запахом. Финча уже просто тошнило от ее духов (он надеялся, что это всего лишь духи).
Торкин сверился с записями.
– Марго Уоллен, – прочитал он вслух. – Семь лет. Кружевной переулок, девять. Шелли. В приют сообщили неравнодушные соседи.
«Проклятые неравнодушные соседи, – гневно подумал Финч. – Вечно лезут со своим неравнодушием! Это все из-за них! Бедная Марго Уоллен. Бедный я!»
– Полагаю, с ней не будет хлопот, – заметила женщина.
– Уверяю вас, мадам: никаких.
Мадам Гриппен поглядела на Финча.
– Слушай меня внимательно, маленький уродец, – сказала она. – Когда мы приедем по означенному адресу, ты пойдешь вместе с нами. И будешь широко и радостно улыбаться. Ты будешь выглядеть так, будто все твои мечты совсем недавно осуществились и ты несказанно счастлив по этому поводу. Ты понял меня?
– Я не буду, – бесстрашно ответил Финч. – Я всем расскажу, какая вы злобная.
Она наделила мальчика самодовольной улыбкой, размахнулась и отвесила ему пощечину. Финч вскрикнул и схватился за щеку.
Подручные мадам Гриппен расхохотались.
– Ну давай, – проговорила она негромко, отцеживая слова, как яд. – Плачь. Мне так нравятся детские слезы…
– Не буду! – упрямо сказал Финч.
– Зато будешь знать, как дерзить мне.
Финч отвернулся.
Мадам Гриппен схватила его за подбородок и резко повернула к себе. Она была так близко, что он видел, как неровно покрыто пудрой ее лицо в попытках скрыть отвратительную желтушность кожи, как ее тонкие ноздри шевелятся, гневно раздуваясь. Он различил даже пару тонких волосков, уродливо торчащих из ее подбородка.
– Будешь отворачиваться, мерзкий маленький гремлин, когда я сама тебе позволю.
Финч уставился на нее с ненавистью. Мадам Гриппен злорадно улыбалась, наслаждаясь его бессилием. Наконец она разжала пальцы и сказала:
– Вот теперь можешь отворачиваться.
Что мальчик и поспешил сделать.
– Подумать только, – проговорил с переднего сиденья мистер Торкин. – Столько гонора и непослушания!
– Ничего, – проронила мадам Гриппен. – После первой же ночи в «Грауэнс» от них не останется и следа.
– Мадам, а что с третьей малявкой? – тем временем поинтересовался мистер Брэй. – Ну, которая у нас после той, что в Шелли. Она не влезет на заднее сиденье.
– Тогда поедет в багажном кофре.
Финч понял, что она не шутит. Мучения бедных детей начинались еще до того, как входные двери «Грауэнс» за ними закрывались. Приютские клерки были очень плохими людьми, но никого это не заботило. Мнимое неравнодушие взрослых заканчивалось, как только этот бордовый трофф отъезжал от дома. На самом деле взрослые испытывали облегчение. А также гордость за себя: еще бы, ведь они не бросили бедного, несчастного сиротку на произвол судьбы, а вверили его в надежные руки тех, кто о нем позаботится, кто точно не будет засовывать ребенка в багажный кофр, кто не станет кормить его похлебкой из тараканов и ни за что не будет заставлять его работать, пока он не оглохнет от гула и грохота механизмов в подвальных цехах, а «бу-у-у, бу-у-у» однажды не исчезнет совсем, оставив ребенка наедине с тишиной.
