Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом
Ситуация скажем прямо….
— Я посмотрю, что можно сделать, — воздержался от обещаний я.
Гонзаго, с упреком и печалью, посмотрел на меня.
— Валери не просто моя невестка. Она урожденная Веллетри. С её покойным отцом мы были друзьями и соратниками. И если я говорю, она должна родить, то так и произойдет! Ты понял?
Я хотел возразить, посоветовав, поинтересоваться у самой Валери хочет ли она иметь детей от горячо нелюбимого мужа. Но Гонзаго не да мне и раскрыть рта.
— Ступай и выполняй. После чего можешь считать себя свободным.
Спорить со стариком бесполезно и вредно. На этот раз кутузкой дело могло и не кончиться.
— Прежде чем расстаться на столь дружественной ноте…, - перешел я на деловой тон. Мне ли забывать своего лейтенанта! — Есть один шкурный момент.
— Слушаю, — отозвался Гонзаго. Он был готов принять к рассмотрению мои условия. Разумные конечно.
— Мне необходимы поручительства для капитанского патента идальго Тибо Маршалси.
— Хорошо, я отпишу епископу в Галле, — без проволочек согласился Гонзаго. — Он все устроит. Покинете Эль Гураб, навестите его.
В ответ на мой благодарный поклон, Гонзаго позвонил в колокольчик. Старый знакомый Сильвер распахнул двери на выход.
— Проводи сеньора. И попроси ко мне сеньору Валери и сеньору Эберж. Я хочу поговорить с каждой перед их отъездом.
Разговаривал он с ними не долго. Обе вернулись от старика взволнованными и нервными. Обе одарили меня взглядами, коими удостаивают в зоопарке коммодского варана. Смесь брезгливости, неприязни и опаски.
На этом наше гостевание в Капагоне закончилось. После скромного обеда, первое, второе и компот, мы отправились в обратный путь. На сей раз, я поехал верхом. Югоне тоже. Валери и Бона не изменили этикету и остались верны карете.
Над изумрудной зеленью леса высокая золотая волна солнца. Провожая, в небе, торжественно чертят круги пара орлов. Держусь в седле с видом принца крови. Позади гремит колесами обоз с бабами и казной, впереди, за лесом и небом, Эль Гураб — вотчина и кормление. Живите и радуйтесь сеньоры! Живите и радуйтесь! Так нет же! В узком месте, где болотце припирает дорогу к столетним соснам, нас остановили два десятка отчаянных молодцов презревших честный труд. Возглавляли разбойную операцию три богатыря: красномордый и криворотый мужчина, облаченный в охотничий костюм, мелко мастный пигмей в дорогом парчовом камзоле и угрюмый рубака со шрамом от уха до подбородка.
— Ренескюр! — окликнул криворотого Альвар, ехавший, как и положено начальнику охраны метрах в десяти впереди.
— Он самый, юноша, он самый, — откликнулся барон. — Что поделать, мир тесен, — и засмеялся, натужно и неискренне.
Охотнички за головами, — невесело подумал я, приглядываясь к решительно настроенному противнику.
— В чем дело? — спросила меня Югоне, весь путь державшаяся со мной стремя в стремя.
— Маленькие дорожные неприятности, — уведомил я путешественницу, за дорогу своими рассказами привившую мне стойкую аллергию к жителям Хейма.
— Граф Гонзаго! — ликующе воскликнул Ренескюр, словно только меня узрел. — Давненько с вами не встречался. Что же вы прячетесь от старого знакомого?
— Я не прячусь Ренескюр, — не согласился я, подъезжая поближе к троице. — Я размышляю, что вы тут делаете.
— Не догадываетесь?
— Представьте, нет!
— Туго соображаете!!! — расхохотался Ренескюр, указывая на меня арапником. Смотрите, други, эдакий болван!
— Вы говорите от своего лица или от лица присутствующих? — спросил я весельчака, медленно сокращая разделяющее нас расстояние.
— От себя лично, — заверил Ренескюр.
Поравнявшись с Альваром, я коротко бросил.
— Баб карауль…
Он все понял.
— О чем вы там шепчитесь, граф? — отбросив веселье, вмешался Ренескюр.
Барон ухарски подбоченился. Он нравился сам себе. Еще бы. Хозяин положения.
— Так! Пара слов.
— Уж не думаете ли вы, что ваши голодранцы с палашами устоят перед удальцами моих друзей?
— Я не думаю. Думать вредно. От этого можешь впасть в занятия неприличествующие благородному происхождению.
— Полноте, граф! — от счастья Ренескюр скосоротился еще больше. — Причем здесь неприличные занятия. Военная вылазка. Ни для кого не секрет, у нас с вами война.
— А здесь что? Фрей или Ильк? — спросил я, со скоростью шахматного компьютера просчитывая беспроигрышный ход. Или на крайний случай патовый.
— Не имеет значения, граф. Теперь это не имеет значения, — веселье у Ренескюра внезапно иссякло. Говорил он с угрозой в голосе. — Попрошу сложить оружие.
— Так просто? — подивился я наивности бывшего дружка Гонзаго.
Есть вещи, которые не сделаешь никогда. Будь ты герой, дурак или последний Иуда. Как раз такой случай. Кому-кому, а красномордой жабе не сдамся, попроси меня об этом весь мир. Не знаю почему, но подмахнуть ему?…Лучше уж на погост босым и не омытым…
— Как вы смеете нас задерживать, — напустилась на Ренескюра Югоне, выехав чуть вперед. — Я маркиза Дю Лаок. Я напишу жалобу императору на ваше самоуправство.
— Как вам маркиза, Бламмон? — спросил Ренескюр угрюмого.
Бандит поморщил нос.
— А вам Рипли?
Пигмей оценил достоинства маркизы выше.
— Жох-баба!
Гогот дружков Ренескюра кипятком ударил по самолюбию. Дальше пошло как в реакторе. Уязвленное самолюбие возвало к геройскому самосознанию, а геройское самосознание… Вах! Вах! Вах! Аж под ложечкой засосало от перспектив!
Сейчас, сейчас прольется чья-то кровь!* — поддержал я безумство и почти вслух выдохнул. — Пересвет, мать твою!
Поравнявшись с маркизой спокойно произнес.
— Вот славно позабавимся…
Пока говорил, выудил у неё хваленный баттардо. Прикинул разделяющее расстояние до противника и тронул коня подъехать на шаг другой.
— И так, Ренескюр, вам нужна моя шляпа как признание капитуляции? — я поднял руку, будто собирался обнажить голову. — Совсем как маршалу Рюи шляпа Герга IV, просравшего битву при Бриё, а вместе с ней и королевство.
