Макс Далин - Берег Стикса
Римма вошла в круглый зал, знакомый ей по бесчисленным видениям. Всё тут было как прежде, за исключением одной детали — огромное зеркало за спиной наставника Риммы было разбито, от него осталась только пустая рама.
— Да, — сказал голос наставника из Римминой головы. — Он вошёл через это зеркало.
— Я же его зачёркивала! — вскричала Римма, чуть не плача. — Как это могло случиться?
— У тебя мало сил, — сказал наставник. Мир мог перевернуться, но наставник был неизменен — сияющая белая фигура на розовых лепестках. Его невозмутимое спокойствие небожителя придало Римме уверенности в себе. — Я научу тебя, что делать, чтобы стать сильнее. Но это — наше будущее. Пока надлежит думать о насущных проблемах. Лариса ушла в темнейшие слои астрального мира сама, она выбрала путь, и ты ей помочь уже не можешь. Но есть живые люди, которые нуждаются в твоей помощи.
— Я слушаю, — сказала Римма преданно.
Эдуард проверил свой архив. Он прикидывал, кто из служивших в ближайшее время кормом его свите, может обратиться к Римме за помощью, как поэффективнее открыть их раны и что из этих ран выльется. Страх, злость, боль, надежда, тоска, депрессия, похоть — всё это Эдуарду подходило.
В конце концов, Князья находят способы взять силу и при этом не пить крови. Отчего бы Эдуарду, самому старому в городе упырю, считавшему уже двадцатый десяток, и не наловчиться завести себе дойных коров для такого гурманства, как человеческие чувства? Тем более, что Римма — дивный проводник, просто дивный!
Когда-нибудь, подумал Эдуард, эта баба присоединится к моей свите. Продолжу её лет на двадцать… за работу. Вроде пенсии, подумал он и усмехнулся про себя. Она ничего не будет стоить. Такие пищу не клянчат, сами кормятся — а, глядишь, и своему астральному наставнику что-нибудь подбросит…
— Итак, — изрёк он, обращаясь непосредственно в её раскрытый разум. — Женщина по имени Алла обратится к тебе по поводу неизлечимой нервной экземы…
Римма благоговейно внимала.
Когда распускаются одуванчики, в город приходит лето. Но есть ещё специальное одуванчиковое время. Очень особое. Только питерское.
Одуванчиковое время ещё не по-летнему прохладно даже днём, а ночи свежи. Листва на деревьях ещё совсем новенькая, мелкая, блестящая — и пахнет горько, липко и терпко. Белые ночи на подлёте, зори уже затягиваются до полуночи, но луна всё ещё ярка, а небеса по вечерам приобретают великолепный цвет чернил с молоком. Ночи в одуванчиковое время — нежнейшие ночи в мире, бальзам на усталую душу — если, конечно, душа в принципе принимает прогулки по ночам, когда город заспан и тих, тени длинны, а тишина такая гулкая, что любой шорох подхватывает и дробит эхо.
Нежнейшая тайна с легчайшим привкусом жути. Еле уловимым. И то — если в пути случайно пересечёшь границу, отделяющую сон от яви или и того чуднее…
Причём не важно, идёт ли странник в ночи пешком или у него есть некое транспортное средство — мотоцикл, к примеру, приходит на ум. Но у Антона-то был автомобиль.
«Рено», вишнёвого цвета, который отец обещал подарить Антону на свадьбу.
Невеста Антона сладко дремала на заднем сиденье. Они припозднились в гостях у Антоновых родителей, а те угостили славную девушку домашним вином. Кто бы подумал, что оно так основательно её убаюкает?
Антон невольно улыбался, когда о ней думал. Простая, совсем простая девочка. Весёлая, шумная, разбитная девочка. Но у неё есть два неоценимых достоинства — она была подругой Ларисы и она невероятно похожа на Ларису внешне. Как близняшка.
Если относиться к её словам серьёзно, то она — совершеннейший прагматик, не верящий ни в бога, ни в чёрта. Если не видеть иногда вечерами, как расширяются её зрачки, а лицо делается строгим и печальным. Совсем как у Ларисы.
Совсем как у человека, который однажды увидел незримое, и оно выжгло клеймо у него на душе. Такое же, как и у Антона.
К тому же в их отношениях был ещё один важный момент. Как-то раз, вечером, Света, задумчиво разглядывая Антона, который сбрил бородку и подстригся, потому что Света не любит бородатых и патлатых мужиков, вдруг сказала фразу, перевернувшую Антонову душу. «Вот я думаю, — сказала она, — ты же, Тошка, не шибко-то богатый, и на морду бывают получше, скажу тебе прямо, но вот когда мы так сидим вместе, я вроде бы понимаю, что Ларка тогда нашла в своём Вороне».
После этого Антон сделал ей настоящее предложение. И тоска по Ларисе слегка отпустила.
И вот сейчас Света спала на заднем сидении, а машина летела по пустынным улицам, золотистым от искусственного света — и дом был уже совсем рядом. Пора бы ей и проснуться, подумал Антон и тихонько включил магнитолу.
Восхитительный женский голос, страстное бархатное контральто, заставил Антона усилить звук, но, к сожалению, певица уже заканчивала арию. А когда последний медовый аккорд растаял в воздухе, Антон услышал из колонок совсем другой голос, низкий, весёлый голос, который никогда не мог бы ни забыть, ни перепутать. Он чуть не свернул на тротуар, но вовремя взял себя в руки и просто слушал:
— Это была Лоренцита, известная своим поклонникам ещё под именем Хрусталь Сумерек. А с вами, мои дорогие, снова Лариса Дэй и «Лунный Бархат». Тем, кто охотится, кто слушает ночь, кто ищет любовь — привет!
Антон плавно свернул к обочине. Света проснулась, жмурилась и мотала головой. А голос Ларисы, светлейший из всех, которые когда-либо звучали из этой магнитолы, продолжал, вызывая у Антона улыбку сквозь слёзы:
— А теперь я рада сообщить, что следующую мелодию нашей программы играет новая команда Ворона, который известен всем нашим любителям современной тяжёлой музыки. Теперь их зовут «Ловец Снов», новый состав: Брайан Никльби — бас-гитара, Маленький Жюль — флейта, Белая Лилия — клавишные, Нетопырь — ударные и, наконец — соло-гитара — сам Ворон! Его новая композиция называется «Ложные Солнца»…
И ещё несколько минут, пока волна эфира не потерялась непонятно как и отчего, сама собой растворившись в ночи — может, оттого, что граница вдруг сдвинулась или исчезла — ещё несколько минут Антон и Света слышали неописуемую музыку, строгую, тёмную, прекрасную музыку из городских снов.
Полную печали и радости одновременно. Полную надежды.
