Оливер Боуден - Откровения
– Но разве это не главный признак жизни?
Он улыбнулся.
– Возможно. И возможно, это уже не моя битва.
– Не похоже на тебя, – она помолчала. – Однажды ты расскажешь мне, что случилось под хранилищем в Масиафе?
– Однажды.
– Тогда почему бы не рассказать сейчас?
Эцио посмотрел на жену.
– Хорошо. Я пришел к выводу, что человечество, как бы оно не старалось достичь мира и единства, никогда не обретет их. Это как жизнь любого из нас: смерть прерывает ее. Но и это не конец – всегда остаются какие-то незавершенные дела, – Эцио держал в руках «Песни» Петрарки и сейчас приподнял книгу: – Это как книга, – продолжил он: – Смерть не будет ждать, когда ты ее дочитаешь.
– Тогда прочитай все, что сможешь, пока жизнь продолжается.
И Эцио решил-таки вернуться в Рим.
К тому времени София уже ждала ребенка.
ГЛАВА 81
– Что вас так задержало? – возмутилась Клаудия, а потом обняла брата и расцеловала в обе щеки. – Брат мой! А ты поправился. Это все от венецианской пищи, она не идет тебе на пользу.
Когда Эцио и София добрались до штаба ассасинов на острове Тиберина, стоял февраль. Их прибытие совпало с похоронами Папы Юлия.
– У меня есть хорошая новость, – продолжила Клаудия. – Говорят, новым Папой изберут Джованни ди Лоренцо де Медичи.
– Но он же только дьякон.
– Когда это останавливало того, кто желал стать Папой?
– Что ж, будет неплохо, если он этого добьется.
– Его поддерживает почти вся коллегия кардиналов. Он уже выбрал имя – Лев.
– Он помнит меня?
– Он никогда не забудет тот день в Дуомо, во Флоренции, когда ты спас жизнь его отцу. И его собственную, кстати, тоже.
– Да, – кивнул Эцио вспоминая. – Пацци. Давно это было.
– Давно. Но малыш Джованни уже вырос. Ему сейчас тридцать восемь лет, представляешь? Он очень упрямый человек.
– Главное, чтобы он не забывал своих друзей.
– Он сильный. Вот что важно. И хочет, чтобы мы оставались на его стороне.
– Ели он будет справедлив, мы будем с ним.
– Он нужен нам так же, как мы нужны ему.
– Верно, – Эцио замолчал, оглядывая убежище. Столько воспоминаний. Но сейчас ему казалось, что они не имели к нему никакого отношения. – Я кое-что хотел обсудить с тобой, сестра.
– Да?
– Это вопрос… о моем преемнике.
– В качестве Наставника? Ты бросаешь нас? – в голосе ее не слышалось ни капли удивления.
– Я рассказал тебе, что случилось в Масиафе. Я сделал все, что мог.
– Брак сделал тебя мягким.
– А тебя нет, хотя ты дважды была замужем.
– Кстати, я одобряю твой выбор, хоть она и венецианка.
– Благодарю.
– Когда произойдет это счастливое событие?
– В мае.
Клаудия вздохнула.
– Точно. Эта работа так изматывает. Видит Бог, я занимаюсь этим всего два года вместо тебя, но уже начинаю понимать, какую тяжесть ты тащил на плечах все это время. Ты уже думал, кто займет твое место?
– Да.
– Макиавелли?
Эцио покачал головой.
– Он никогда не согласится. И он слишком много думает для того, чтобы быть лидером. Наша работа, – и я говорю это со всей скромностью, – нуждается в человеке сильном и уверенном. В наших рядах есть один такой. Раньше мы никогда не призывали его на помощь, но исходя из того, что я разузнал о его дипломатических миссиях, думаю, он готов.
– И ты считаешь, что остальные – сам Никколо, Бартоломео, Роза, Паола и Ла Вольпе – поддержат твой выбор?
– Думаю, да.
– И кто же это?
– Лодовико Ариосто.
– Он?
– Он дважды ездил из Феррары в Ватикан в качестве посла.
– И Юлий его чуть не убил.
– Это была не его вина. Тогда у Юлия были разногласия с герцогом Альфонсо.
Клаудия удивленно посмотрела на брата.
– Эцио, ты сошел с ума? Разве ты не помнишь, на ком женат Альфонсо?
– Да, на Лукреции.
– Лукреции Борджиа.
– Теперь она ведет тихую спокойную жизнь.
– Скажи это Альфонсо! Тем более Ариосто болен, я уж молчу о том, что он поэт! Я слышала, она работает над какой-то чепухой о сире Роланде.
– Данте тоже был поэтом. Быть поэтом не значит быть слабаком, Клаудия. Лодовико всего тридцать восемь, у него есть все необходимые связи, и, прежде всего, он чтит Кредо.
Клаудия угрюмо насупилась.
– Мог бы еще Кастильоне предложить, – пробормотала она. – Он вообще актер.
– Я принял решение, – твердо заявил Эцио. – Но окончательное, разумеется, примет Совет.
Клаудия долго молчала, потом улыбнулась.
– Тебе, правда, нужно отдохнуть Эцио. Может, всем нам нужно. Какие у тебя теперь планы?
– Я еще не знаю. Думаю, сперва покажу Софии Флоренцию.
Клаудия погрустнела.
– От Аудиторе там уже почти ничего не осталось. Ты слышал, что Аннетта умерла?
– Аннетта? Когда?
– Два года назад. Я разве тебе не писала?
– Нет.
Они оба замолчали, вспоминая старую экономку, которая осталась верна им и спасла их, когда всю их семью и их дом уничтожили тамплиеры, тридцать лет назад.
– И все же, мы поедем туда.
– И что ты будешь там делать? Останешься в городе?
– Сестренка, я, правда, не знаю. Но я думал… если найду подходящее место…
– То что?
– Я мог бы посадить небольшой виноградник.
– Ты же ничего в этом не смыслишь!
– Я научусь.
– Ты – и виноградник! Срезать гроздья!
– Ну, я же знаю, как пользоваться клинком.
Клаудия смерила его презрительным взглядом.
– Брунелло ди Аудиторе! [Клаудиа намекает на название будущего вина, по аналогии со знаменитым Брунелло ди Монтальчи.] А чем же ты будешь заниматься между сборами урожая?
– Ну, я думал, что могу попробовать написать книгу.
Тут Клаудия не стала сдерживаться и рассмеялась.
ГЛАВА 82
Но позже Клаудия с удовольствием наведывалась в поместье на холмах близ Флоренции, которое приобрели Эцио и София. Вложив в полуразрушенное поместье деньги, полученные от продажи книжного магазина Софии ассасинам, и собственный капитал Эцио, они за два года превратили его в скромный, но весьма прибыльный виноградник.
Эцио похудел и загорел, и целыми днями ходил в простой одежде. София часто ругалась, что руки его слишком загрубели от работы на винограднике и не подходят для занятий любовью.
Но это ничуть не помешало им родить двух детей: Флавию в мае 1513 года и Марчелло – годом позже, в октябре.
Клаудия любила племянников сильнее, чем полагала, что сможет полюбить. Однако, даже учитывая двадцатилетнюю разницу в возрасте, она была уверена, что никогда не станет для Софии своего рода свекровью. Клаудия никогда не вмешивалась в их отношения и заставляла себя приезжать в поместье Аудиторе близ Фьезолев два раза реже, чем ей самой хотелось бы. Тем более, в Риме у нее самой появился новый муж.
