Ксюша Ангел - Исповедь пророчицы. Источник силы
– Я не надеюсь на это, Андрей! Я не жду… Мне нужно лишь, чтобы ты спрятал Киру. Обещай, что не дашь ее в обиду! Увези ее, если нужно, спрячь, но не дай ему добраться до нее! Он очень древний и сильный, и я надеюсь лишь на то, что он не сможет предположить, что я могла отдать ребенка тебе! Он будет искать ее, но я знаю, ты сможешь ее спрятать!
– Ты чего-то не договариваешь, Полина? – пытливо спросил Андрей.
– Он пришел, чтобы заставить меня страдать, – ответила я. Я уже не могла и не хотела это скрывать. – Помнишь, я говорила тебе об Охотнике, которого убила? Так вот он пришел отомстить за него! Он сказал, что будет убивать моих родных на моих глазах, так что не бойся, пока Влад жив, я не умру!
– Несказанно этому рад! – мрачно сказал Андрей.
– Охотник, – мрачно поприветствовал Андрея Влад, спускаясь по лестнице.
– Это немыслимо! Ты должна пойти со мной! – не унимался Андрей. – Я смогу спрятать тебя и твою дочь!
Владу он этого не предлагал, и я его понимала.
– Нет, Андрей, я не могу! Если я уйду с тобой, Охотник будет преследовать меня, и когда найдет, убьет и Киру, а я не могу этого допустить! Мы останемся. Влад, принеси Киру, – сказала я.
Влад поколебался немного, а потом медленно поплелся наверх. В этот момент он признал, что не может защитить нас. Больше от него ничего не зависело. Если бы он остался Охотником, он мог бы противостоять безумцу, но он им больше не являлся. Его сила покинула его как раз в тот момент, когда больше всего была нужна.
Влад принес мирно сопящую Киру. Со слезами на глазах я прижала ее к сердцу, я не хотела отпускать ее, но не могла оставить.
– Слушайся дядю Андрея, – прошептала я в маленькое ушко, словно она могла понять меня. – Мама тебя очень любит!
Сердце разрывалось, когда я передала маленький сверток в руки Андрею.
– Береги ее, – прошептала я, и он кивнул.
– Сохрани ей жизнь, Охотник! – сказал Влад.
Андрей без лишних слов вышел за дверь. Мы остались вдвоем в оказавшейся просто огромной гостиной. Я села на пол и зарыдала.
По ночам я проклинала Влада и кричала, что все это его вина. Он молчал и гладил меня по голове. Он знал, что я права. За это время он очень постарел и стал выглядеть на свои тридцать три. А я… Я даже не помню, что было со мной, но его лицо тогда я запомнила навсегда: осунувшееся и тусклое. Можно даже сказать, мертвое. Влад потерял надежду – это было видно по его глазам. В его глазах наступила осень, и зелень листвы потускнела.
Шли дни, а ситуация не менялась. Охотник подстерегал меня везде, я ощущала на себе его пристальный взгляд. Даже если вокруг меня было много людей, я судорожно оглядывалась в страхе, что он подойдет сзади и схватит меня:
– Ну что, настало твое «кровавое воскресенье»!
Тогда он дал мне срок до воскресенья.
– В воскресенье ты умрешь…
Но я врала сама себе – я знала, он не сделает этого, пока Кира была жива. Пока был жив Влад. Это были два человека, которые у меня остались на тот момент. И он затаился.
Моя жизнь превратилась в комок страха, боли и бессилия. Тогда я поняла, что значит та поговорка: «Ожидание смерти хуже самой смерти». Минуты превратились в часы, часы в дни, а дни в недели. Время тянулось невыносимо медленно, мне казалось, что я схожу с ума. Но это было только начало…
Мы с Владом переехали в его квартиру по улице Воронцова. Я больше не могла находиться в доме саки, это было невероятно трудно. Там было пустынно и тихо, и я сходила с ума от этой тишины.
Смутное время…
С Артемом меня уже ничего не связывало, кроме, конечно, прошлого, но и его мы постарались закинуть как можно дальше, чтобы оно не мешало нам «строить новые жизни». Он отдалился от меня, не мог больше страдать. Ушел тихо, я и не заметила, как. Я предала его, а он предал сам себя. Любовь, которая его грела, была самым чистым чувством в его жизни, которое украшало его душу, как новогоднюю елку, заставляя ее блестеть. Но любви не стало – я убила ее. Сколько всего я убила… Наверное, если бы за это судили, меня бы точно повесили.
Но жизнь продолжалась, как будто смеясь надо мной.
И ничего не осталось, кроме…
Мне нужна твоя сила…
Походили дни, а все оставалось по-прежнему. Но самое страшное, я ко всему этому привыкала, начинала считать правильным. Справедливым.
Влад понемногу сходил с ума, и мне начинало казаться, что все неисправимо настолько, и надежды быть уже не должно. Влад всегда знал, что делать, а в этот раз он молчал, опуская глаза. Однажды ночью я услышала, как он тихо плачет на кухне, но я боялась встать, подойти, утешить.
Страх стал частью меня, стал мной. Я до сих пор чувствую, как он живет во мне, пульсирует в сердце, питается мной, словно паразит.
Страху все равно, где его источник, ибо его источник внутри нас. И он не отпустит нас до тех пор, пока мы не отпустим его сами.
Вскоре я стала параноиком. Мне казалось, что мир против меня, что давнее проклятие моей бабушки все-таки имеет силу. Я была нежеланным ребенком в ее семье, нелюбимым и никому не нужным. Моя мать не любила моего отца. Во всем виновато это чертово проклятие. А может, мое самовнушение. А может…
Мне нужна твоя сила…
И вот однажды наступил день, когда он пришел за мной. Ожидание воскресенья слегка затянулось, но это вовсе не означало, что оно не наступит вообще. И мое кровавое воскресенье наступило. Но, к сожалению моего мучителя, я была к нему подготовлена. Хотя эта подготовка заключалась в одной простой истине – мне уже нечего было терять.
Я сидела у окна и молчала, когда он вошел. Я всегда поражалась, с какой легкостью Охотники преодолевали закрытые двери. Уточню: закрытых дверей для Охотников просто не существовало.
Хотя я сидела к нему спиной, я чувствовала, что он улыбается. Его время пришло, и он был в предвкушении своей добычи.
– Ну вот, час настал! – торжествующе сказал он. – Ты готова страдать?
А мне было все равно. Я даже не обернулась.
«Ну, вот сейчас все закончится, – подумала я, – Я больше не буду страдать, я больше не буду… » Не буду! Каким тогда это казалось правильным, усталость внезапно навалилась на плечи с неистовой силой, и мне показалось, что все было бессмысленным: и моя жизнь, и те переживания у реки, и венок из желтых одуванчиков, и даже те чувства, которые рождались во мне в то время. И даже человек, который их вызывал, казался таким далеким и ненастоящим, что я уже и не верила, есть ли он на самом деле. Перестала жить. На минуту.
Пока в комнату не вошел Влад.
Охотник услышал его шаги и обернулся, на его лице было написано ликование. Я даже могла прочесть его по буквам: «С.Е.Й.Ч.А.С.О.Н.У.М.Р.Е.Т.А.Т.Ы.Б.У.Д.Е.Ш.Ь.С.М.О.Т.Р.Е.Т.Ь!»