Джон Толкин - Сильмариллион
И вот сын Хуора пересек Тумладен и пришел к вратам Гондолина; его провели по широким ступеням улиц города к Королевской Башне, и там он узрел изображение Древ Валинора. Затем Туор предстал перед Тургоном, сыном Финголфина, верховным королем нолдоров. По правую руку короля стоял сын его сестры Маэглин, по левую же руку сидела дочь Тургона, Идриль Келебриндал. Те, кто внимал Туору, дивились, не веря, что это и вправду Смертный, ибо устами его в этот час вещал Ульмо, Владыка Вод. Он предостерег Тургона, что Жребий Мандоса близок к свершению и недалек тот час, когда сгинет все, сотворенное нолдорами; и велел ему покинуть возведенный им прекрасный и могучий город и по Сириону спуститься к Морю.
Долго размышлял Тургон над советами Ульмо, и на память ему пришли слова, сказанные некогда в Виниамаре: «Не люби слишком сильно творения рук твоих и замыслы души твоей и помни, что истинная надежда нолдоров лежит на Западе и придет из–за Моря». Но гордыня Тургона стала велика, а Гондолин — прекрасен, как Тирион Эльфийский; и все еще верил Тургон в потаенную и неодолимую мощь Гондолина, пусть бы даже валар отрицал это, к тому же после Нирнаэт Арноэдиад жители города не желали более ни разделять злосчастья прочих эльфов и людей, ни возвращаться на Запад через ужасы и опасности. Сокрытые средь своих непроходимых и зачарованных гор, они не принимали никого, даже тех, кто бежал, преследуемый ненавистью Моргота. Вести из Внешних Земель доходили до них слабыми отголосками и мало их трогали. Соглядатаи Моргота тщетно искали их — место их обитания было тайной, которую никто не мог разгадать. Маэглин на королевских советах возражал Туору, и слова его были тем более вески, что звучали в лад с мыслями Тургона; и вот Тургон презрел веление Ульмо и отказался следовать его совету. Однако в предостережении валара услыхал он вновь слова, прозвучавшие много лет назад, перед уходом нолдоров, на берегах Арамана; и страх предательства пробудился в сердце Тургона. А потому в те дни был завален самый ход к тайным вратам в Окружных Горах. И с тех пор никто, пока стоял Гондолин, ни на бой, ни по мирному делу, не выходил из того града. Торондор, Владыка Орлов, принес вести о падении Нарготронда, а потом о гибели Тингола и его наследника Диора и о разорении Дориата; но Тургон замкнул слух для горестных вестей и объявил, что никто не выйдет в бой под знаменами кого–либо из сыновей Феанора; народу же своему он навеки запретил переходить горы.
И Туор остался в Гондолине, ибо был пленен его красотой и блеском, равно как и мудростью его жителей; стал он крепок статью и умом и глубоко искушен в познаньях эльфов–изгоев. И сердце Идриль было отдано ему, а его — ей; тайная же ненависть Маэглина все росла, ибо ничего так не желал он, как обладать Идриль, единственной наследницей владыки Гондолина. Однако так высоко стоял Туор в милости короля, что, когда он прожил в Гондолине семь лет, хоть и не внял король велению Ульмо, он провидел, что судьба нолдоров связана с посланцем валара; не забыл он также слов, сказанных Хуором перед тем, как войско Гондолина отступило с поля Битвы Бессчетных Слез.
Был устроен великий и радостный пир, ибо Туор завоевал сердца всех, кроме Маэглина и его тайных приверженцев; так был заключен второй Союз людей и эльфов.
Весной следующего года в Гондолине родился Эарендил Эльфид, сын Туора и Идриль Келебриндал; было это на пятьсот третий год прихода нолдоров в Средиземье. Необыкновенной красотой отличался Эарендил, лик его словно сиял неземным светом; сочетались в нем краса и мудрость эльдаров с силой и мужеством людей древности; и так же, как у Туора, отца его, слух Эарендила был наполнен голосом Моря.
Тогда дни Гондолина текли еще в мире и радости, и никто не знал, что Моргот обнаружил край, где лежало Потаенное Королевство, когда Хурин, стоя у пустынного подножья Окружных Гор и не находя пути, в отчаянии воззвал к Тургону. Потому мысли Моргота неустанно обращались к гористому краю между Анахом и верховьями Сириона, где никогда не бывали его прислужники; и до сих пор еще ни один соглядатай и ни одна Морготова тварь не пробралась туда, ибо орлы не дремали, и Моргот поневоле медлил с исполнением своих замыслов. Однако Идриль Келебриндал была мудра и прозорлива, и сердце ее полнилось тревогой, и предчувствие, словно туча, затмевало ее душу. И велела она тогда подготовить тайный ход, что вел бы из города под землю и выводил на равнину далеко за стены, к северу от Эмон–Гварет; и она устроила так, что почти никто не знал об этом деле, так что слух не достиг ушей Маэглина.
В то время, когда Эарендил был еще мал, Маэглин как–то пропал. Ибо он, как уже было сказано, любил превыше всех ремесел горное дело и добычу металлов, он предводительствовал эльфами, которые трудились в дальних горах, отыскивая металлы, чтоб ковать все, что нужно для войны и мира. Однако Маэглин часто с небольшой свитой выходил за кольцо гор, и король не ведал, что его запрет нарушен. И вот вышло так, как хотела судьба, — Маэглин был схвачен орками и доставлен в Ангбанд. Не был Маэглин ни слаб, ни труслив, но пытки, которыми ему грозили, сломили его дух, и он купил себе жизнь и свободу, открыв Морготу, где находится Гондолин и откуда можно напасть на него. Истинно велика была радость Моргота, и он посулил Маэглину, что сделает его владыкой Гондолина и своим вассалом и отдаст ему Идриль Келебриндал, когда город будет взят. Воистину, желание обладать Идриль и ненависть к Туору привели Маэглина к предательству, постыднее которого не случалось в Древние Дни. Моргот, однако, отослал его назад в Гондолин, чтоб никто не заподозрил предательство и чтобы Маэглин, когда настанет урочный час, помог нападению изнутри; так и жил он в чертогах короля, с улыбкой на лице и злобой в сердце, а тьма между тем все более сгущалась вокруг Идриль.
И вот, в год, когда Эарендилу исполнилось семь, Моргот собрал силы и выслал на Гондолин балрогов, орков и волков; а с ними шли драконы Глаурунгова семени, и стали они многочисленны и ужасны. Воинство Моргота перевалило северные горы там, где вершины были всего выше, а бдительность слабее, и явилось ночью, во время празднества, когда весь народ Гондолина собрался на стены, чтобы дождаться восхода солнца и пропеть гимны в его честь, ибо наутро был великий праздник, называвшийся Врата Лета. Но не на востоке, а на севере увенчал горы алый свет, и никто не пытался остановить натиск врагов, пока не подошли они под самые стены и город не оказался в безнадежной осаде. О деяниях, отчаянных и доблестных, что были свершены тогда высокородными вождями, их воинами, и не в последнюю очередь Туором, повествуется в «Падении Гондолина»: о сражении Эктелиона с Готмогом, владыкой балрогов, перед королевским троном — в этой схватке оба победили и оба пали, — о том, как слуги Тургона защищали его башню, пока она не рухнула; и величественны были ее падение и гибель Тургона под обломками.
