Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – граф
Она не повела в мою сторону глазом, хотя заметила, яростный взгляд устремлен на обоих мужчин.
– Как, – прокричала она сдавленным голосом, – как они могли попасть на остров? Как?.. Мост зачарован, озеро сжирает всех, кто не обладает волшебной мазью… а она только у меня…
Адальберт спросил мрачно:
– А они не могли создать такую же мазь?
Она фыркнула, как разъяренная кошка:
– Каждая капля – дороже золота!.. А сколько понадобилось бы, чтобы вымазаться с головы до ног?
Я кашлянул, взгляды обратились на миг в мою сторону, сказал просительно раньше, чем все заговорили снова:
– Можно мне вякнуть?.. Прежде чем сюда попасть, я видел в лесу очень много срубленных деревьев. Мне показалось чудно, что все одинакового размера… А теперь мне кажется, что их подготовили, чтобы ночью связать веревками в плоты и спустить на воду.
Адальберт метнул на меня злой взгляд, леди Элинор поморщилась:
– Что за глупость… Какие плоты?
Я пробормотал:
– Да это я так, хотел помочь…
Она отмахнулась:
– Дурость. Но еще важнее, как сумели прорваться к замку и даже залезть на стены?.. Почему моя защита вдруг их пропустила?
Адальберт взглянул на нее пару раз, но промолчал. Она в раздражении вскочила, пересела из кресла на широкий диван. Взгляд ее упал на меня, я понял как предложение, слабо вякнул:
– Кассель…
Она поморщилась, будто хлебнула уксуса, спросила еще раздраженнее:
– При чем здесь Кассель?
– Он приезжал в гости, – проговорил я робко. – Вы еще изволили сказать, будто он знал, что приезжает зря. А если не зря?
Она зашипела, я съежился и отступил к двери, однако она вдруг замолчала, задумалась. Адальберт бросил на меня взгляд, спросил у хозяйки:
– Этот Кассель… мог как-то повредить защиту?
Она отмахнулась.
– Когда уезжал, защита была так же цела!..
Я сказал все так же робко:
– А он не мог оставить талисман или амулет, что лежал бы как простой камешек, а потом, когда на него упадет, скажем, лунный свет, оживет? И пробьет дыру в защите? Или вообще снимет?.. Ну, не лунный свет, там какая-то звезда выглянет и…
Она вскочила, я думал, что бросится на меня и разорвет голыми руками, однако лишь обожгла взглядом, повернулась к Адальберту.
– Пройдись по всему пути, где провели барона!.. Насколько помню, я его сопроводила от ворот прямо в свои покои, а оттуда он никуда не выходил. Так же и уехал.
Адальберт поклонился, тут же вышел. Она повернулась ко мне раздраженная, гневная, с бледным лицом и подрагивающими ноздрями тонкого, красиво вырезанного носа.
– Что, и такое бывало в замках твоих господ?
Я развел руками:
– Ваша милость, но разве это не очевидно?
Она окрысилась, но, пошипев, как разъяренная кошка, выдавила из себя нехотя:
– Теперь, когда ты это сказал… да. Но все равно, чтобы до такого додуматься, надо быть дураком, а не как все люди!
– Большинство всегда не право, – заметил я смиренно. – Но вы, ваша милость, не большинство! Я смотрю иначе, потому что – дурак, а вы смотрите иначе, потому что – мудрая. Не позволяйте извилинам кривляться, ваша милость! Все умное просто, только… дорого.
Она шипела все тише, будто остывающий чайник, бровки сдвинулись, старается думать головой, хотя сейчас она уже блондинка с роскошными волосами пшеничного цвета.
Адальберт явился часа через два, за окном уже начало светать. Леди Элинор вскочила, Адальберт вытянул перед собой руку и даже лицо отвернул в сторону, как только не споткнется, на его широкой ладони горбится небольшой камешек, похожий на обугленную раковину. Он не смотрел в мою сторону, но я чувствовал его жгучую неприязнь, даже, возможно, ненависть.
– Это что? – спросила волшебница. Схватила обгорелый камешек, поморщилась, словно он все еще хранит жар, перебросила с ладони в ладонь. – Сколько же он сумел сжечь… Сволочь! Сам Кассель не смог бы, он – редкостная дубина в таких делах. Кто-то ему помог. Это сапронг, редкий амулет, он может в самом деле снимать даже очень сильную защиту. Правда, на время.
Винченц спросил искательно:
– Сейчас… восстановлена?
Она отмахнулась:
– Конечно!
Винченц подумал, спросил:
– А не потому ли протрубили отбой атаки, что амулет уже слабел?
– Наверняка, – отрезала она.
Он с облегчением перевел дух. Я скосил глаза на его бледное лицо, страшась даже повернуть голову, Винченца страшит даже мысль о повторном нападении. Даже если будет таким же неудачным, то все равно здесь не останется воинов.
Леди Элинор словно уловила его мысли, глаза блеснули злостью.
– Они еще не понимают… Распорядись, чтобы сегодня же набрали в охрану вдвое больше людей!.. Даже втрое.
– Втрое не получится, – возразил Винченц.
– Почему?
– Нет места в казарме.
– Размести за стенами замка, – велела она.
– Слушаюсь, ваша милость.
В небе зажглись алым облака, лучи невидимого за краем земли солнца опускались, разом вспыхнули верхушки высоких деревьев, оранжевый свет побежал, подобно жидкому огню, по ветвям и стволам вниз, край земли заискрился, высунулся рассыпающий искры оранжевый диск, цветные стекла в окнах вспыхнули ярко и празднично.
Леди Элинор вскочила, злая и решительная.
– К мосту! – сказала она резко. – Посмотрим, как они сумели…
Коней вывели и оседлали в такой спешке, словно это сами хозяева бегут от преследования. Поскакали втроем: хозяйка, Адальберт и Винченц, а я побежал следом, благо до моста не так уж и далеко, хоть он и на самом дальнем конце острова.
Когда я добежал, все же запыхавшись, кони гуляют по густой траве, а все трое, как будто аллегорическая группа скорби и уныния, на берегу у самой воды. Винченц даже спустился и зачем-то потрогал кончиком пальца воду, вскрикнул и отдернул, с него сорвалась красная капля.
– Зверь на месте, – доложил он.
Адальберт буркнул:
– Зверь бессмертен… да его даже и не ранишь. Но вот эти чертовы плоты…
Я еще издали видел, что мост цел, а когда добежал, поразился бледному лицу леди Элинор. Два плота на мелководье, их почти вытолкали шестами на берег, что значит – страшились Водяного Зверя. По отпечаткам во влажной почве видно, соскакивали именно с плота. У противоположного берега можно рассмотреть, даже не напрягая зрения, еще несколько плотов. Все концами бревен тоже не случайно на песке.
Адальберт сказал хмуро:
– Ушло их больше, чем осталось… Одно хорошо: моста по-прежнему боятся.
Оба покосились на меня, не хочется признаваться, что туповатый слуга оказался прав, а я сказал торопливо, все еще отсапываясь от быстрого бега:
