Дмитрий Емец - Свиток желаний
Даф не нашлась что ответить.
– Дорогая моя, немалый опыт подсказывает мне, что влюбленные – легкая добыча. Так было всегда и так будет. Тот, кто любит, – бесстрашен и… уязвим. Неуязвимый влюбленный – это нонсенс, лингвистический парадокс… – отрезал оборотень.
Продолжая держать в правой руке топор, левой он достал каменный кинжал и отвратительным, синеватым каким-то языком потрогал его острие. Его цепкий взгляд скользнул от бронзовых крыльев вверх и остановился на горле Даф.
– А теперь, Мефодий, дело за тобой. Мне нужна формула отречения. «Я передаю свой эйдос Яраату и отрекаюсь от всех прав на него». Второй раз повторять не буду… Ну же…
Внезапно оборотень сделал шаг вперед. Прежде чем Мефодий успел опомниться, он схватил Даф за волосы и грубо притянул ее к себе. Дафна скривилась от боли. А лезвие кинжала уже скользило по ее шее. Мефодий видел, как оно меняет цвет. Розоватое, лиловое, сиреневое с подтеком. Кинжал не просто убивал Даф – он еще и отнимал у нее, бессмертной, силы, передавая их Яраату. Причем это происходило уже прямо сейчас. Провисшие щеки оборотня становились упругими. Желтоватые мешочки под глазами исчезали. Оборотень напитывался силой, точно голодный вурдалак, долго выбиравшийся из могилы, раздиравший пальцами землю, долго бредший куда глаза глядят и, наконец, когда силы уже на исходе, поймавший у деревеньки молодую румяную крестьянку.
– Ах, как славно! Ну же, Мефодий! Решайся скорее, или я не выдержу и все-таки прикончу ее! Ты не представляешь, какое это наслаждение – забирать ее силы! Это просто экстаз! – прохрипел Яраат. Лицо его было залито потом. Кинжал нетерпеливо прыгал у него в ладони.
Мефодий ощутил, как его воля сжимается, замерзает под напором его гневного, уверенного, самодовольного взгляда.
– Повторяй! «Я передаю свой эйдос…» Хочешь, чтобы я убил ее, да? – взвизгнул оборотень.
– Я… передаю… – покорно начал Мефодий, не отрывая взгляда от бледнеющей Даф. Он знал только одно: он должен спасти Даф, несмотря ни на что.
– Не-ет!.. Не смей! Депресня-а-а-як! – сорвавшимся голосом крикнула Даф.
Яраат удивленно поднял брови. Кинжал, дрогнув, потерял на миг контакт с шеей Даф.
– О, депрессия… – непонимающе начал оборотень.
Он не успел договорить. В воздухе мелькнул ошейник с шипами. Прищуренные глаза, изодранные в драках уши. Страшные когти. Адский котик, впервые в своей жизни послушавшийся команды (прежде он реагировал только на «Лопать будешь?»), прыгнул на грудь Яраату, когтями раздирая ему лицо и заботливо добираясь до глазок.
Пытаясь отодрать от себя кота, Яраат уронил топор, кинжал и выпустил Даф. Та отскочила к Мефодию и рукой зажала ему рот, все еще пытавшийся произнести формулу отречения.
– Ты меня слышишь? Отбирай у него силы! Депресняк его надолго не задержит!..
Мефодий кинулся было к мечу и стал выдергивать его, однако меч засел намертво. Ссыхающая чешуя начинающего костенеть змея стиснула лезвие так, что, даже подведи он к рукояти трос с мотором, он не сумел бы освободить клинок.
Даф оттащила его от меча.
– Перестань!.. Да что же ты!.. Не надо меч! Отбирай у Яраата силы! – крикнула она снова.
– Как?.. – растерянно начал Мефодий.
– Откуда я знаю как? Когда ты был младенцем, ты же не спрашивал у меня? Просто отобрал!.. Повтори это снова!
Мефодий закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Он представления не имел, как ему это сделать. Сказать: «Отбирай силы!» – это все равно, что сказать: «Съешь луну!» Мысль, конечно, интересная, но поди воплоти.
Даф прекрасно поняла сомнения Мефодия. Недаром она была его хранителем.
– Не думай ни о чем! Ты слишком много думаешь и потому ничего не смыслишь в магии!.. Ты дышишь, не думая! Отбирай силы, тоже не думая!.. Все, уже поздно!..
Яраат наконец оторвал от себя Депресняка, полоснул его кинжалом – лезвие, к счастью, лишь зацепило один из шипов ошейника – и с силой отбросил кота от себя. Депресняк ударился о стену и, оглушенный, временно выбыл из боя. По лицу оборотня, исполосованному когтями, текла кровь.
Оборотень протянул руку, чтобы вновь схватить Даф, но тут Мефодий, упав на одно колено, толкнул его взглядом в грудь. Он сам не понял, как это сделал. Просто ощутил внезапно, что у него все получится. Что он в силах. Виски сразу начали ныть, сердце заколотилось прерывающимися, серийными какими-то ударами, но он не обращал на это внимания. В сознании у него закручивались и искрили пересекающиеся потоки. Ему чудилось, что неведомый клинок скользит по точилу, отбрасывая бело-желтые, сразу гаснущие ледяные искры.
Яраат, тряхнув головой, опять попытался сделать шаг, но Мефодий вновь толкнул его взглядом, заставив отступить. Он почувствовал уже, что может удерживать оборотня на расстоянии, словно двигая перед собой мощную прозрачную стену.
Причем может не только это. Действуя все так же по наитию – одной лишь силой образа, не мысли, – Мефодий ясно представил себе узкое, полое внутри жало. Вот жало входит в центр клубящейся ауры Яраата, где его собственная энергия и энергия, украденная у Даф, еще не успели перемешаться, и начинает, точно шприц, вытягивать все без остатка.
Яраат рванулся, схватился за какой-то свой талисман, похожий на золотого жука, однако Мефодий чувствовал, что оборотень ничего не может противопоставить ему. Талисман же хотя и помогал, но явно не в той мере, как надеялся на то Яраат. Мефодий ощущал себя, как гладиатор, вооруженный мечом и копьем, против которого выставили воина в картонных доспехах и с деревянной сабелькой.
Безжалостно отнимая у Яраата энергию, он втягивал, вбирал ее в себя, присоединяя к своим и без того огромным запасам. В этот миг впервые в жизни Мефодию удалось заглянуть в себя, и то, что он там увидел, поразило и испугало его. Ему почудилось, что он стоит, балансируя, на пике горы, почти у самого неба, а внизу, куда ни кинь взгляд, раскинулся кипящий океан, жуткий, всесильный, бурлящий, как лава. Океан, который поглотит его самого, стоит ему оступиться. Всего один неосторожный шаг – и пустота. Финал.
Однако сейчас он был еще на пике и потому выпивал энергию Яраата с небрежной артистической легкостью. Любое сопротивление оборотня казалось ему заведомо смешным и нелепым. Так оно и было. Слон, выведенный из себя, преследовал гавкающую моську, и та удирала, подвывая и так поджав хвост, что он завернулся едва ли не к самой груди.
Даф смотрела на Мефодия со смесью ужаса и восторга. Она уже смутно понимала, что впредь Буслаева ей предстоит опасаться ничуть не меньше, чем заБуслаева.
Внезапно оборотень, почти на две трети опустошенный, нашел выход. Он упал, завыл, стал кататься и корчиться. По его телу пробежала дрожь, на мгновение оно стало рыхлым и мягким, как кисель, а затем спохватившийся Мефодий увидел Зозо.
