Александр Прозоров - Северный круг
– Да благословит вас Господь, – вкрадчивым голосом ответил он.
– Спасибо, святой отец… – Голос на том конце провода звучал звонко, хотя и с легкой хрипотцой. – Рассейте мои сомнения, святой отец. Я сама из поселка Тимачево, под Петербургом. Верующая. У нас отец Афанасий в храме служит. И вот пригласил он меня на кладбище завтра ночью, перед полуночью. Сказывает, служба там будет. Я вот и сомневаюсь: разве может быть служба ночью, да на кладбище?
– А кто вы, дочь моя? – приподнял брови топорник. – Почему мне звоните?
– Я с сомнениями к тете Лизе обратилась, – ответила незнакомая девушка. – А она ваш телефон и дала. Здесь она живет, в Тимачево. Сказала, чтобы я с вами посоветовалась.
– Что за тетя Лиза? – облизнул губы топорник. – Откель меня знает? Как ее по имени-отчеству, фамилия как?
– Простите, я, наверное, ошиблась, – испуганно пискнула собеседница и бросила трубку.
Топорник хмыкнул, покрутил трубку в руках, вернул ее на рычаг. Вышел в подвал.
– Кто там? – требовательно поинтересовался «боксер».
– Даже не знаю, – пожал плечами бородач. – Некая девица совета спросила. Вроде как на черную мессу ее завтра заманивают. Причем зовет священник, из церкви тимачевской.
– Телефон наш откуда знает?
– Не сказала, – развел руками топорник. – Испугалась расспросов моих и трубку бросила. На некую тетку Лизу сослалась. Может, монашенка из епископской обслуги? Али из семинарии, из архива кто проболтался?
– Странно сие, – вздохнув, кивнул «бородач». – Однако же проверить будет надобно. Отступники церковные – это наш крест, отмахиваться от него нельзя.
Топорник взялся за раскаленный железный прут, помешал угли и снова обратился к пленнику:
– Так что вы сказывали о джазе, святой отец?
Самарканд, мавзолей эмира Тимура.
20 июня 1941 года. 15:15
Несмотря на одуряющую жару, успевшую выжечь всю зелень в городе и вокруг, под куполом гробницы царила прохлада и таинственный полумрак. Впрочем, темнота, по всей видимости, не была достаточной, чтобы мешать работе фотоаппаратуры, и в руках молодого кинооператора Малика Каюмова почти непрерывно стрекотала камера.
Вокруг каменной усыпальницы, что-то негромко бормоча себе под нос, бродил Михаил Герасимов – неизменный консультант всех комиссий по вскрытию гробниц знаменитых личностей «для подлинной идентификации их погребений и создания их подлинных объективных портретов». Работы проводились по инициативе Академии наук, и антропологу уже довелось открывать мраморную гробницу Ярослава Мудрого в Софийском соборе в Киеве, вести раскопки могилы основоположника таджико-персидской поэзии Рудаки в кишлаке Панджруд, вскрывать погребение адмирала Ушакова. Поэтому новое задание не вызывало у него особого трепета – чего нельзя было сказать об остальных членах экспедиции.
Заместитель председателя СНК УзССР Тажмухамед Кары-Ниязов, выдающийся писатель и историк Садриддин Айни, известный востоковед профессор Семенов – каждый высказывал свои научные теории о жизни и смерти знаменитого Железного Хромца, и для каждого приближался час истины. Тяжесть атмосферы вокруг прикрытого каменной плитой тела ощущал только мальчишка, сын Садриддина Айни, испуганно жавшийся к своему отцу.
– Следов вскрытия, повреждения гробницы лично я не вижу, – наконец сделал вывод Герасимов. – Думаю, могила не ограблена и находится в первозданном виде. Предлагаю оставить Тимура в покое до завтрашнего дня, чтобы провести вскрытие могилы и полное ее описание за один день. К сожалению, если допустить даже незначительный перерыв, некоторые находки из захоронений могут быть утрачены.
– Не Тимура, а неизвестного тимурида, – поправил антрополога Кары-Ниязов. – Сам Тимур, как известно, захоронен в Герате.
– Не в Герате, а в Шахрисабзе, или в Атраре, – моментально вмешался Семенов. – Известные нам факты…
– Товарищи, товарищи! – вскинул руки Герасимов. – Давайте оставим ваши споры до завтра. Завтра все станет ясно раз и навсегда.
Он уже успел наслушаться ожесточенных споров и хорошо знал, что из членов комиссии только Айни считал, будто Железный Хромец покоится именно здесь, в Самарканде.
– Пойдемте, нам нужно хорошо отдохнуть, завтра будет очень много работы.
Продолжая тихие споры на таджикском языке, ученые двинулись к выходу и внезапно наткнулись на трех стариков в длинных потрепанных стеганых халатах, с увесистыми крючковатыми посохами, словно вырезанными из уродливых деревьев, что растут на каменистых горных склонах.
– Остановитесь! – потребовал от ученых один из старцев и раскрыл какую-то старинную книгу, что держал в руках. – Вот это книга старописьменная. В ней сказано, что, коли тронет кто могилу Тимурлана, всех настигнет несчастье, война.
– О Аллах, сохрани нас от бед! – воскликнули все трое, вскинув ладони к небу.
Шестидесятитрехлетний Садриддин Айни, благодаря своему возрасту имевший право разговаривать с мудрецами на равных, взял книгу, надел очки, внимательно просмотрел ее и поднял глаза на стариков:
– Уважаемый, вы верите в эту книгу?
– Как же иначе, – кивнул тот, – ведь она начинается именем Аллаха!
– А что за книга это, вы знаете?
– Важная мусульманская книга, начинающаяся именем Аллаха и оберегающая народ от бедствий, – степенно ответил старец.
– Эта книга, написанная на фарси, всего-навсего «Джангнома», – вежливо улыбнулся Айни. – Книга о битвах и поединках, сборник сказок о вымышленных героях.
Книгу взял в руки Кары-Ниязов, внимательно пролистал и в знак согласия кивнул. Затем ее ухватил протиснувшийся вперед кинооператор. Впрочем, он начал перелистывать страницы не от начала книги, как положено, а по-европейски, слева направо, и все поняли, что языка фарси молодой человек все равно не знает.
– Мы не совершаем святотатства, уважаемые, – кивнул старикам Айни, возвращая книгу, – мы пытаемся познать наше прошлое, что очень важно для нашего народа, для вас и ваших детей.
– Вы называете сказками мудрость предков и готовы накликать страшную беду на свой народ ради пустого любопытства, – покачал головой старик. – Остановитесь, пока не поздно. Заклинаю вас именем Аллаха и могилами ваших отцов.
– Мы всего лишь осмотрим могилу, восстановим облик похороненного здесь тимурида и вернем все на место со всем уважением, – вмешался Семенов. – Покойный не потерпит никакого ущерба и позора.
– Горе, горе стучится в двери домов наших, – вновь покачал головой старик, перехватил книгу под мышку и, отвернувшись, направился прочь. Оба его спутника двинулись следом.
