Артем Каменистый - Самый страшный зверь
Хотя это нисколько не помешает последнему его казнить. И очень может быть, что мучительно, с максимально возможным унижением, превратив перед смертью в завывающее животное, потерявшее всякое сходство с человеком.
Император умеет награждать за верность, но в том, что касается наказаний, его невероятно трудно превзойти. Он даже выписал себе мастеров пыточных дел из пользующихся дурной славой южных оазисов, считая, что имперские специалисты и близко с ними не стоят.
Правильно, кстати, считал.
Маг поднял руку:
— Патавилетти, пусть наш уважаемый пленник поговорит. Мне как раз надо задать ему пару вопросов. Да, Дирт, я видел принцессу Дайри. Причем неоднократно. Она, знаешь ли, просто обожала выходы в свет, чтобы в очередной раз покрасоваться перед самым разным народом. Почти все, кто в те годы заглядывал в Тетраполь, ее видели. Ты знаешь, что такое Тетраполь?
— Да, столица империи. Говорят, это самый большой город в мире.
— Спорное утверждение, но что-то в этом есть.
— Ничего спорного, — не выдержал Патавилетти. — Если вы про клоповники южан, то они да, большие, но застроены лачугами. Два-три дворца в центре — вот и все великолепие. А Тетраполь совсем не такой. Там, где у южан дюжина лачуг, населенных мелочными ворами и вшивыми нищими, у нас стоит пара зданий в два-три этажа, и народа там не меньше, а то и больше. Не говоря уже о том, что он куда честнее. Признаю, не везде, но в целом картина такая.
— Хорошо, не буду спорить, в величии с Тетраполем действительно невозможно сравниться. Дирт, ты что-то хочешь спросить?
— Какая она была, моя мама?
Маг пожал плечами:
— Я могу тебе рассказать многое и одновременно ничего. Мне доводилось лишь видеть ее издали и слушать, как рассказывают о ней другие, беззастенчиво перевирающие чужие сплетни. Единственный, чьим словам можно было доверять, — лэрд Далсер. Но он вообще ничего о ней не говорил. Его вообще мало что интересовало, лишь несколько тем, среди которых не значились принцессы. Хотя он был побратимом ее мужа. Спас ему жизнь во время мятежа. Империю тогда лихорадило, требовались перемены, но император отказывался это понимать, занимаясь излюбленным делом — бездарным опустошением казны.
— Она была красивая?
— Не в моем вкусе, но должен признать, да.
— А почему не в вашем вкусе?
— Слишком высокая и при этом болезненно-хрупкая. Настолько хрупкая, что с таким телосложением, должно быть, страшно ходить по улице при сильном ветре, поломает, как сухую травинку. В этом ты похож на нее. Хоть и пошире в кости, но сверстники, должно быть, дразнили тебя за худобу.
— Лэрд Далсер мне ничего не рассказывал о ней. Вообще ничего. Ни намека…
— Ничуть не удивлен. Он был странным человеком. Любил загадки. Любил настолько, что готов был жизнь даже самых близких людей превратить в нескончаемый поиск ответов. Кстати, я ведь многое тебе рассказал. Пусть ничего толком не сообщил, но отвечал. Наш разговор какой-то однобокий, это неправильно. Думаю, пришла твоя очередь отвечать.
— Что вы хотите узнать?
— В идеале, конечно, хотелось бы все. Но ты ведь не зря воспитан Далсером, ответы из тебя надо вытаскивать постепенно, по одному зараз, а не переполненными корзинами. Скажи, Дирт, что стало с тем амулетом, при помощи которого ты укрывался от магической слежки?
— Он в порядке.
— Ты помнишь, где его оставил?
— Конечно.
— Надо будет его забрать на обратном пути.
— Как прикажете.
— А тот, что помешал Бартолло тебя убить? Ты тоже его оставил?
— Да я даже не понимал ничего тогда. Не знал, как он включается. Сам сработал. Вы тоже хотите его забрать на обратном пути?
— Разумеется. Нельзя оставлять столь ценные вещи без присмотра.
Маг нахмурился, ухватив за кончик тонкого хвоста какую-то стремительно ускользавшую мысль. Слова мальчишки, что-то в них…
Подумать как следует ему не дали. Дирт, будто прочитав его мысли, не дал додумать, перевел разговор на другое:
— С вершины холма мы увидим долину. И там вы, наверное, почувствуете магию. В тех местах ее должно быть очень много.
— Я и здесь ее чувствую.
— Магию амулетов лэрда Далсера?!
— Нет, скорее магию этого места. Всей местности.
— Как это?
— Лэрд Далсер, без всякого сомнения, талантливый мастер, но до такого ему далеко. Даже амулеты шестого уровня и тени подобного потока не создадут, тем более на значительном расстоянии. Не знаю, что здесь устроили древние, но огонь, сделавший камни черными, оставил и другой след — магический. Хоть он и ослабел со временем, но не исчез. Ощущения намного сильнее того, что я чувствовал в селении на берегу, а ведь там все было усеяно булыжниками Далсера, он весь берег превратил в громадный амулет. Смертельно опасный одноразовый амулет. До сих пор поражаюсь его коварству, никого не пожалел — ни нас, ни дмартов. И себя тоже. В былые годы он не был столь кровожадным. Дирт, что вообще замышлял Далсер? Чего добивался? Каковы были его планы?
— Не знаю, что ответить. Какой-то непонятный вопрос.
— Не надо со мной лукавить, это бессмысленно.
— Я не лукавлю. Просто не понимаю.
— Да, я вижу в тебе колебания истины. Ну хорошо, поясню. Он создавал амулеты. Сильнейшие амулеты этого мира, во многом не уступающие тем, которые остались от древних. И он воспитывал тебя, человека с особой кровью. Воспитывал, как я слышал, строго и разнообразно: грамота, математика, география, воинское дело. Наверное, и другому учил. Да?
— Да.
— И зачем? Чтобы похоронить себя вместе с тобой в затерянном на берегу Такалиды селении?
— Ну, до того, как погибнуть, он не очень-то распространялся о своих планах. Даже о том, что собирается делать назавтра, нечасто говорил. Точнее, почти никогда.
— Узнаю старого доброго Далсера — в привычке скрывать, что утром встает солнце, а зимой холоднее, чем летом, ему не было равных. Но все же мне кажется, что твой ответ не совсем искренен. Нет, я вовсе не считаю, что ты банально соврал, просто у тебя, как, впрочем, и у всякого молодого человека, должна быть бездна грандиозных планов. И, обдумывая их, ты волей-неволей применяешь то, чему тебя учил Далсер. Подстраиваешься к его идеям. Пусть неосознанно, но всегда помнишь то, что он год за годом вбивал в твою голову. Ты — его тень, а тень повторяет все движения хозяина. Ну так что? Поделишься?
— Мне нечем делиться.
— Ложь.
— Я не вру.
— А я вижу, что лжешь. К тому же и без моего дара это очевидно, мальчишки твоего возраста не могут не мечтать о великом будущем.
— Ни о каком великом будущем я никогда не мечтал.
