Артем Каменистый - Самый страшный зверь
— Да ты спятил… — Мексарош покачал головой. — Разве ты сам не понимаешь, что спятил от боли, которая вызывается растущими структурами? Только сумасшедший будет разговаривать с мертвыми. Позволь мне помочь тебе, может быть, мне удастся убрать боль. Я умел это. Тут дело даже не в магии, а в особых словах, в порядке их произнесения, в ритме. Этот дар у меня не пропал.
Дирт указал в сторону леса:
— Черный, посмотри туда.
Маг обернулся и окаменел от невероятного зрелища. На опушке леса стояло чудовище столь жуткого вида, что человек со слабым сердцем мог умереть от одного взгляда на него. Тварь была неописуемо страшна обликом и размерами. Поднявшись на задних лапах, передними она облокотилась о кривую сосну и не моргая уставилась на то, что осталось от отряда, огромными глазами цвета рубина.
— Куджум, — охнул Мексарош.
Он не раз видел череп этого существа и даже пытался вообразить, насколько странно и страшно должно было выглядеть живое чудовище.
А теперь увидел и сразу понял — это оно и есть.
— Да, — подтвердил Дирт. — Куджум. Древний зверь. Он такой страшный на вид, что отец преподобного Дэгфинна объявил его хранителем леса. Из-за куджума никто не мог на лишний шаг отойти от Хеннигвиля. Люди глупы, они любят бояться. Я могу подойти к куджуму и погладить шипы на его хвосте. И он не тронет меня, поскольку привык, что я хожу по его лесу, и он помнит, что никогда не видел от меня ничего плохого. Он не выдумывает лишние страхи. Он безобиден. Его любимая еда — орехи. Я, бывало, его ими подкармливал. А еще он очень любит мед и муравьев. Его броня — это защита от насекомых, а рога и шипы — от хищников. Кривые когти на лапах — чтобы карабкаться по старым деревьям, где в дуплах живут пчелы. В лесу давно уже нет хищников, которые могут быть опасны для него, но броня никуда не делась. Вы все так глупы и глухи, что не замечали, как за вами крадется такой огромный зверь. И ничего не поняли, даже когда он попался на глаза вашим дозорным. Я думаю, он просто хотел увидеть, как я одного за другим убью всех, кто погубил Хеннигвиль. Он ведь привык к нам за столько лет. Люди его подкармливали в холодное время. Преподобный Дэгфинн называл это данью. Смешно, но Зверь стал ручным, при том что почти все его боялись до смерти. Просто люди жили отдельно от него, не пересекались, им нужны поля и море, а ему лес. Он привык к нам. А теперь дани не будет, и куджуму трудно придется зимой. Ни муравьев, ни пчел, ни орехов, а он большой, ему нужно много еды.
— Он не тронет нас? — мало что уловив из сказанного, пролепетал до заикания перепуганный страшным зрелищем маг.
Дирт покачал головой:
— Наш Зверь никогда не выходит на открытое место. Я такое ни разу не видел. А если бы и вышел, мы ему неинтересны, он не ест людей. Правда, на глаза он не любил показываться, как делает сейчас. Но это, наверное, из-за нервного потрясения. Он ведь никогда не видел столько смертей, вот и ведет себя странно. Но тебе, черный, не зверя надо бояться.
— Ты о чем?
Дирт крутанул между пальцев длинную стрелу с серым оперением:
— Я надел на нее медный наконечник. Он годится для охоты, но плох для убийства тех, кто защищается железными доспехами. Я хотел убить тебя таким. Выпустить стрелу в живот, смерть от подобной раны мучительная и долгая. Зря ты не носишь броню.
Мексарош, с тоской покосившись на латы, набитые костями и прахом Патавилетти, кивнул:
— Зря, — и, хватаясь за последнюю соломинку, чуть ли не взмолился: — Дирт, я ведь был добр к тебе. Не позволял спайдерам ничего лишнего. Без меня они бы тебе уши отрезали. И это не самое страшное, на что они были способны.
— Выпрашиваешь жизнь?
— Выпрашиваю. — Маг признал очевидное.
— Помнишь Кериту?
— Кого?
— Девушку, с которой я хотел уйти из Хеннигвиля, звали Керита. Она не выпрашивала жизнь. Она просто побежала. И у нее тоже не было доспехов. — Дирт указал рукой на юг, туда, где нездорово-пестрая поверхность болота соединялась с синевой небес: — Где-то там, на другом конце равнины, стоит город. Развалины города. Говорят, в его окрестностях до сих пор водятся демоны. Но их тебе тоже не надо бояться, ведь глупо пугаться того, чего ты никогда не увидишь. Я не буду спорить, в какую почку прилетит стрела. Просто беги.
Маг, посмотрев в указанном направлении, увидел то же, что и везде: неровные кочки, по виду которых невозможно судить, выдержат они вес тела или нет, и лужицы подернутой ржавой пленкой воды между ними. Ни птичьего пения, ни жужжания насекомых, высвободившаяся сила древнего оружия, запущенного давно погибшими магами, уничтожила всю мелочь, на которую в обычное время не срабатывала.
С тоской покосился на Дирта, увидев, как тот деловито пристраивает стрелу на тетиву. Бросил наливающийся предсмертным ужасом взгляд на опушку леса, где все в той же позе стоял куджум, уже ничуть не страшный.
Мексарош и впрямь не ошибся тогда, когда пауки были еще живы и дружно мчались прочь от вздохов пробуждающейся древней магии, ему на самом деле не удалось добраться до этого леса.
— Ну беги же. Беги! Беги давай! — Дирт сорвался на злобный крик.
Маг опять обернулся лицом к югу, обреченно вздохнул, подобрал полы длинного одеяния.
И побежал…
