Юлия Шолох - Звериный подарок
Дынко скидывает плащ на руки ведьмы и что-то ищет в плоской кожаной сумке, висящей на груди. В таких обычно возят документы, охранные грамоты да важные указы. Привез мне указ о возвращении? Смешно…
Что же мне с ним делать? Говорить не о чем, не могу говорить, он умер вместе со всей моей прошлой жизнью. Слово дал, меня не тронет, но неважно, его присутствие мучает меня сильнее холода и мрака, что внутри пристроились. Надо уходить побыстрее, нет смысла до утра тянуть. Вставив нож на место за пояс, я иду собирать вещи. Другого чернокнижника найти непросто, а тем более уговорить обучать, ну и ладно. Что мне мешает попробовать, используя уже полученные знания? А не выйдет, так тоже неплохо, все решится само собой. Моя совесть будет чиста, душа спокойна, ну, по крайней мере, без постыдного клейма самоубийцы.
Дынко и внимания на меня не обращает. Садится на корточки между кухней и прихожей и что-то высыпает на плитки пола медленно и аккуратно.
Вещей у меня немного, быстро собираю и складываю в заплечный мешок. Эх, жаль, искупаться вчера не успела, теперь и не знаю, когда получится. Трогать Дынко меня не станет, а вот гнать, будто зверя, никто ему не помешает. Неважно, опыта путать следы у меня достаточно, стоит только подумать, что будет иначе, и все отлично получается. Чует Дынко меня мили за две, ну пусть за три, всего-то около часа ходьбы, даже по заснеженному лесу.
Отпрыгивают от повеявшего за спиной тепла. Зачем он подошел? Чего надо?
— Смотри, Дарена. Внимательно смотри!
Смотри? Куда? Дынко вдруг резко щелкает пальцами и показывает на место, где только что сидел.
Над полом вьется слабый дымок, и вдруг мгновенно, красочно и полно перед нами возникает зрелище. Это Дынко, голый, лежит себе на спине, а на нем вовсю скачет девица, на которой из одежды только яркая красная лента на шее. Девица издает пронзительные стоны, а Дынко хватает ее за грудь и скалится.
Рассудок отказывается понимать, как его голос может раздаваться из другого места.
— Целое состояние потратил, чтобы купить. Такую марь только дивы умеют создавать, и уходит на нее столько энергии, что представить страшно. Еле нашел одну на черном рынке, да и то не очень качественную. Видишь, тела не потеют и пальцев на ногах нет?
Я вдруг сижу на полу, постепенно отодвигаясь в угол, за кровать, уползая подальше, прячась в темноту.
— Смотри, Дарька, — в голосе просыпаются угрожающие нотки. — Обещал, что не трону, но не смей отворачиваться! Такая марь стоит как… как десяток твоих амулетов. А то, что ты видела, вообще, наверное, шедевр. Мы-то идиоты, отвлеклись на северо-западную границу с лесными, где люна-са убили, думали, они тренируются, а дивы… так ловко тебя из игры вывели. Амулет подарили… так вовремя.
— У иллюзий не бывает объема…
— Смотри, сказал! Разве тут нет объема?
— Илюзии не издают звуков, это невозможно… — беззвучно твержу.
Девица тут же издает довольное протяжное шипение.
— Слушай! Потому и купил, все состояние отдал, еле заставил дивов в Сантинии что-то подобное состряпать. Знал, на слово не поверишь. Но уж глазам своим… Ушам… Тебя же вокруг пальца обвели, как дитя неразумное!
— Нет! — Я уже в углу, свернувшись в клубочек, сжимаю голову, из последних сил удерживая бешеную дрожь. — Ты и не такое выдумаешь, ты же его альфа!
— Дура! Чему тебя учили-то в замке? Не может он своей люна-са изменить, никак! — Дынко горящими глазами наблюдает за самим собой, словно хочет навсегда запомнить. Марь истончается, сквозь нее уже видна стена, стол, размытые очертания кухонной утвари.
Дынко переводит на меня тоскливый взгляд:
— Со мной он был, в нескольких милях от замка устроили лагерь для военного отряда. Подальше, чтобы тебя не пугать. До сих пор… себе просить не могу, когда посреди разговора он застыл и сказал: «С Дарькой беда». Я только рукой махнул, мол, приснилось, наверно, что-нибудь, пройдет. Посмеялся, мол, вожак, а ведет себя, как щенок испуганный. Удалось успокоить, когда вскоре все стихло. Кто ж знал, что это амулет? Когда утром вернулись, уже поздно было. А главное — никто не знает, почему, что случилось? Мы с Жданом два раза замок обыскали, пока остатки мари на кухне нашли, Ждан и сказал тогда, видела что-то. Ну, а что еще могла видеть?
Дынко отворачивается и идет к Астелии, подающей ему плащ. С трудом улыбается, кланяясь на прощание. На пороге накидывает капюшон.
— Снаружи жду. — Даже не оглядывается, как будто ему и не важно, слышу я или нет. — Мало кто верит в шанс все исправить, они думают, вожак сломался… совсем. Но я попробую.
Скрипя, дверь хлопает, цокнув металлическими краями, а рядом Астелия торопливо собирает мои оставшиеся вещи:
— Даренька, вернешься, как готова будешь, и продолжим обучение. Ты и так почти все знаешь, кроме последнего правила, о нем сейчас скажу. Хорошо слушай, это самое главное. Когда ты уходишь в навь, тут у тебя должен остаться крепкий якорь, что-то настолько дорогое, что притянет назад, не давая раствориться в потустороннем, полном чуждых сущностей мире. Сейчас у тебя корней нет, жить ты не хочешь. И минуты не продержишься, растаешь, как воск свечной, и ничего после себя не оставишь. Привяжи себя к жизни, вернись к началу, вспомни о своей сути, только тогда ты будешь готова к вызову, не раньше.
Хватает одной рукой сумку, второй с неожиданной силой поднимает меня с пола и тащит к выходу. Там порывисто обнимает:
— Глупая девчонка, молись богам, чтобы не было поздно. Ступай.
И почти выталкивает за дверь.
Волки
Радим уже неделю не слышал Дарьку. Значит, она сейчас далеко. Теперь, запираясь по вечерам в комнате, он с отстраненным интересом думал, а придет ли в себя следующим утром? Каждая ночь могла стать последней, окончательно погрузив в небытие, и бороться с этим без ее слов он больше не мог.
Но нового вожака все еще не было.
Потом однажды ему принесли свиток с посланием. Радим как раз ждал отчет с северной границы и не сразу понял, что на самом деле было написано в бумаге. Или не сразу поверил… Дынко писал, что нашел Дарену и везет в замок. Радим ушел в комнату и весь вечер разглядывал пылающее каминное нутро. И снова думал.
Теперь новый вожак не появится совершенно точно. А из него уже сделали что-то жуткое, измучили, опустошили, вынули душу. Разве такое исправишь? Даже Дарька, даже она тут ничего не сможет поделать, даже если захочет, а он не верил, что можно сделать вид, будто между ними нет теперь этой крепкой, выросшей в ту самую ночь непробиваемой каменной стены. Такую нелегко разрушить даже при большом желании, а уж сейчас…
