Гарри Тёртлдав - Крисп Видесский
Крисп проследил за ним взглядом. Ризульф не обернулся. Ехал он, точно на выезде, без единого лишнего движения.
— Какой он ловкий, — пробормотал Крисп скорее себе, чем чародею. — Ловко ездит, ловко говорит, ловко красуется и ловко мыслит.
— Но вам он не нравится. — Это не был вопрос.
— Нет. Я хотел бы полюбить его. Мне следовало бы — он ведь отец Дары. Но при этакой ловкости — откуда мне знать, что он думает на самом деле? Петроний уже ошибся в нем и расплатился полной мерой.
— По сравнению с Арвашем…
— Все прочие заботы меркнут, знаю. Но я должен следить и за мелочами, чтобы они не успели подрасти. Интересно, кому он пишет? Знаешь, Трокунд, мне бы следовало отрастить глаз на затылке и не спать ни днем ни ночью. Тогда я мог бы спать спокойнее — нет, я же не спал бы ни днем, ни ночью… — Крисп запнулся. — Ну вот, сам себя запутал.
— Ничего страшного, ваше величество, — улыбнулся Трокунд. — Современное чародейство все равно не может исполнить ваше желание, так что и волноваться не стоит.
— Наверное. Вот насчет Ризульфа — стоит, и еще как. — Крисп оглянулся снова, но генерал уже исчез — ловко — в толпе кавалеристов.
За день армия проходила не больше пешехода. На марше полки двигались быстро, но уйму времени пожирала разбивка лагеря вечером и сворачивание утром. К войскам, которые Крисп вел сначала против Петрония, а потом против Арваша в прошлом году, это относилось меньше. Чем больше армия, тем менее она поворотлива.
— Так всегда бывает, — ответил Маммиан, когда Крисп пожаловался ему. — Утром мы не можем выступить, пока не собрались самые ленивые. Если бы мы позволили самым торопливым убежать вперед, армия растянулась бы на полсотни миль. А весь смысл большого войска в том, чтобы использовать его целиком.
— Припасы, — проговорил Крисп, точно это была целая фраза.
Маммиан хлопнул его по плечу:
— Справимся, ваше величество. Если только не поползем улитками. Снабженцы знают, как быстро — или как медленно — мы движемся. И они умеют обеспечивать армии хлебом, могу вас заверить.
Крисп позволил себя убедить. Видесская бюрократия сохранила империю во время разгульного правления Анфима, а в прошлом хранила и в еще худшие царствования. Автократоры приходили, правили и уходили; бесцветные и опытные служители, письмоводители и логофеты оставались вечно. Армейские снабженцы относились к той же породе.
Крисп представил себе, что случилось бы, если б после смерти императора трон остался пуст. Вероятно, бюрократы продолжали бы управлять страной довольно умело… пока не потребовалось бы подписать какой-нибудь важный указ. А тогда из-за одной подписи государство рухнуло бы с треском. Крисп усмехнулся, радуясь собственной нелепой выдумке.
На следующий день армия проезжала мимо поля, на котором бандиты Арваша разбили армию Мавра. Братские могилы, выкопанные потом Крисповым войском, еще уродовали землю, но из грязи уже поднимались, как надежда, зеленые травинки.
— Пусть же наша победа, как эта трава, вырастет из прошлых поражений, — указал Крисп.
— Из ваших уст да Фосу бы в уши. — Трокунд очертил на груди солнечный круг и хитро покосился на Криспа:
— Я не знал, что ваше величество — поэт.
— Поэт? — Крисп фыркнул. — Я не поэт, я крестьянин — или был им. Над могилами вырастет высокая трава — это поле удобрили тела многих отважных солдат.
Маг серьезно кивнул:
— Это менее приятный образ, но, осмелюсь сказать, более точный.
Лагерь разбили в трех-четырех милях от поля битвы — как надеялся Крисп, достаточно далеко, чтобы не навевать солдатам мрачных мыслей. Вечером Крисп по привычке набросал записку Яковизию, описывая продвижение армии за день, и, закончив, позвал гонца.
Минутой спустя гонец уже подскакал к императорскому шатру.
— Давайте и ваше письмо, ваше величество, и я отбываю в город, — сказал он, отдавая честь.
Поза и тон гонца так ясно говорили «хватит-тратить-мое-время», что Крисп уверился, что имеет дело с урожденным горожанином.
— И мое, значит? — переспросил он, улыбаясь. — И с чьим же в компании оно поедет?
— С родным и семейным, ваше величество. Письмо вашего тестя лежит в той же сумке.
— Да ну? — Крисп поднял бровь. Он знал, что так многозначительно, как Чихор-Вшнасп, он не сделает этого никогда, но получилось все равно неплохо. — И кому же пишет почтенный Ризульф?
— Сейчас посмотрю и скажу. — Как любой обитатель города Видесса, гонец принимал как должное, что ему открыто не в пример больше прочих смертных. Он вытащил из кожаной почтовой сумки свиток, залитый таким количеством воска, что бедной семье его хватило бы на месячный запас свечей. Адрес пришлось искать под его наплывами.
— Ну вот, ваше величество. Пресвятому патриарху Гнатию. Во всяком случае, если на этой неделе он патриарх. Вдруг вы его опять сделали монахом или жареной креветкой.
— Жареной креветкой? Когда я с ним разделаюсь, он будет об этом мечтать. — Может быть, Ризульф пытался получить от Гнатия разъяснение какого-нибудь особенно заковыристого стиха Фосовых писаний. Но Крисп не поверил бы в это ни на минуту. Оба были закоренелыми интриганами. Единственным, против кого могли интриговать оба, был сам Крисп. Он подергал бороду и обернулся к стражнику-халогаю:
— Вагн, Трокунда ко мне немедленно.
— Чародея, твое величество? Сейчас приведу.
Вскоре Вагн притащил ковыряющего пальцем в зубах волшебника.
— Что случилось, ваше величество?
— Этот парень, — Крисп показал на гонца, — несет письмо превосходного господина Ризульфа пресвятому патриарху Гнатию.
— Ну да? — Трокунду не пришлось объяснять на пальцах. — И вас интересует содержимое письма?
— Можно сказать и так. — Крисп протянул руку. Гонец не дремал. С изысканным поклоном он отдал письмо императору. Тот показал свиток Трокунду:
— Как видишь, запечатано покрепче зимнего зернохранилища. Можешь ты открыть его и закрыть снова, не повредив печати?
— Хмм. Вопрос интересный. Знаете, ваше величество, порой мелкие чары оказываются сложнее могущественных заклятий. Снять и вновь надеть восковые печати я, конечно, могу, но первый способ, который приходит на ум, разрушит содержимое письма — не тот результат, который нам нужен. Сейчас подумаю…
Думал чародей несколько минут, и за этим процессом можно было наблюдать — лицо его помрачнело, потом прояснилось, он пробормотал: «Нет, не то» и вновь впал в меланхолию.
Наконец Трокунд решительно кивнул.
— Так это возможно? — уточнил Крисп.
— Полагаю, да, ваше величество. Это несложные чары, но основываются они как на законе сродства, так и на законе подобия. Полагаю, уединение не помешает в их наложении?
