Светлана Крушина - Северный пес
Грэм кивнул парнишке, бросил ему серебряную монету, вскочил в седло и выехал из конюшни уже верхом, не обращая внимания на удивленные взгляды конюхов.
Ворота парка стояли открытыми по случаю праздника, и Грэм проехал в них беспрепятственно, провожаемый не менее удивленным взглядами охраны.
До города было недалеко, какой-нибудь час пути, а если ехать быстро, и того меньше. Грэм, однако, не торопился, не гнал Беса. Торопиться ему, в общем, было некуда. Мэнни спит, а если и нет — наверняка не тревожится. Мальчик знал, что визит дядюшки может затянуться до утра — как-никак, это был королевский прием.
Дядюшка… Грэм, произнеся про себя это слово, в который раз усмехнулся. Чудно было, что кто-то называл его так. Нет, не совсем так. Мэнни теперь, когда привык окончательно, звал его «дядя» и на «вы», но в разговорах с другими — Грэм слышал пару раз, случайно, — говорил о нем именно как о «дядюшке». Вот на кого Грэм считал себя менее всего похожим, это на доброго дядюшку. Впрочем, говорят, что устами младенца глаголит истина, а Мэнни, хотя уже и не младенец, все же еще совсем ребенок.
Мысли о Мэнни, а так же ночная прохлада и тишь немного успокоили его. Огонь в груди жег уже не так невыносимо. Ванда отвергла его, это причиняло боль, но мысли о смерти отступили. Можно же научиться жить, не думая о ней… Она ведь научилась не думать о нем?
Нехорошо получилось с Ивом. Его ненависть оказалась сильнее любви принцессы, он сумел сохранить ее в течение столь долгого времени не потускневшей. Грэма это огорчало. Ив был по-своему хорошим человеком, смелым и прямым (а, впрочем, таким ли уж прямым? Ванде-то он сумел навешать лапши на уши), и Грэм предпочел бы видеть его среди своих — нет, не друзей, это была бы слишком смелая надежда, друзей у него почти никогда не было, — но хотя бы союзников. Таких людей всегда хочется видеть на своей стороне, а не на вражеской.
Город тоже гулял вместе с королевским дворцом, а потому ворота оказались открытыми, и подвыпившие веселые стражники не обращали внимания на въезжавших. А зря, мрачно подумал Грэм, проезжая под высокой аркой ворот, мало ли кто может шататься по дорогам по ночам. Воры должны слететься на праздник, как мухи на мед, со всех окрестных городов и деревень… а стража хлопает ушами. Грэм хмуро усмехнулся. Он был уверен, что если повнимательнее посмотрит по сторонам, то увидит не одно и не два знакомых — по Сумеречной гильдии, конечно, — лица. Смотреть по сторонам ему, правда, не хотелось, поскольку не хотелось встречаться с кем-нибудь из старых знакомых.
Впрочем, все равно его было непросто узнать.
На окраинных улицах было довольно тихо и темно, потому что фонарей здесь не зажигали никогда, даже в праздники — да здесь, кажется, их и не было вовсе. Но по мере того, как Грэм продвигался к центру, становилась заметнее царившая здесь веселая кутерьма. Все больше становилось веселых людей из самых разных сословий, большинство — мужчины, почти все с кружками или с бутылками. Женщины, которые попадались на глаза Грэму, в основном выглядели как жрицы Рахьи, вовсе не походили на благочестивых горожанок. Они тоже были не совсем трезвыми.
Грэм двигался через все это веселье, не смотря по сторонам; единственный хмурый человек на празднике. Он уже жалел, что выбрал постоялый двор, расположенный в центре, гораздо спокойнее было бы устроиться на окраине. Впрочем, когда он выбирал место для постоя, им двигали в основном соображения удобства и безопасности Мэнни. На окраинах было полно жулья, а Грэму не хотелось, чтобы с мальчишкой случилось что-нибудь плохое.
Веселящиеся горожане расступались перед ним, косились настороженно. Лишь одна женщина — точнее, девушка лет двадцати, в ярком, сильно открытом платье, — приблизилась к нему, схватила за уздцы обалдевшего от такой наглости Беса, и что-то проговорила, заливаясь хохотом. Она тоже была пьяна, обещала Грэму нечеловеческое блаженство в своих объятиях. Он молча покачал головой и медленно проехал мимо. Нечеловеческое блаженство ему могли дать ласки одной-единственной женщины… и эта женщина его прогнала, а остальные его не интересовали.
На постоялом дворе тоже вовсю шла пьянка. Грэм сдал коня на руки подвыпившему конюху, мрачно пообещав, что если вдруг Бес останется неухоженным, конюху никогда уже не пить вина, и прошел через общую залу, полную народу, к лестнице на второй этаж. Хозяин из-за стойки выжидающе посмотрел на него, но обратиться не рискнул — его счастье. Странный постоялец пугал его, и Грэм мог бы сказать, что не напрасно. Иногда он и сам себя боялся…
В комнате, которую он снимал, было темно. Но темнота не помешала ему увидеть распахнутое настежь окно, и на фоне темного осеннего неба — еще более темный силуэт мальчишки, прикорнувшего на подоконнике. Воздух в комнате был прохладный, но Мэнни, видимо, этого не замечал, спал, и все ему было нипочем.
Как бы не простудился, подумал Грэм, усмехаясь про себя — ну надо же, нашел себе занятие, присматривать за восьмилетним мальчишкой! Кто бы мог подумать… Он подхватил Мэнни на руки, перенес на кровать — парнишка так и не проснулся, — и закрыл окно.
Сам он спать не хотел, да и какой сон мог быть в таком нервном состоянии; с другой стороны, и на ночных улицах делать нечего, праздничное настроение толпы только раздражало его. А не пойти ли мне выпить? подумал он. Закончить дело, начатое во дворце… Конечно, вряд ли в подвалах хозяина постоялого двора найдется вино, подобное тому, что угощал его принц, но все-таки… все-таки…
Хозяин с удивлением и опаской глянул на него, когда он появился в зале — мрачный, с распухшей губой (хотя и в новой, чистой рубахе и даже в бархатном черном дублете поверх). Когда же Грэм велел принести ему самого крепкого вина, и побольше, он слегка повеселел.
К утру он был все еще трезв, хотя вином от него пахло чуть ли не на лигу; и, кажется, оставался единственным постояльцем, который твердо держался на ногах. Хозяин, вдохновленный тем количеством серебра, которое перетекло в его карманы от северного князя, решившего гульнуть, даже робко выразил свое восхищение его стойкостью… И тут же пожалел о своей смелости. Ибо Грэм, злой как оса, не выбирая выражений, послал его куда подальше вместе с комплиментами и сразу же поднялся наверх.
Там его уже поджидал проснувшийся Мэнни.
Часть 3. Чужеземец
Глава 1
Грэма всегда поражало свойство даже самых захудалых лигийских городов выглядеть не бедными и по-провинциальному грязными, а по-сельски очаровательными. То же самое относилось и к отдельным домам. Самая убогая хибара обладала каким-то едва уловимым внутренним достоинством. Пожалуй, больше никто на всем континенте не умел жить так, как жили лигийцы.
