Святослав Логинов - Многорукий бог далайна
Дюжины цэрэгов прочесывали мокрое на окраинах владений Моэртала. Словно случайно они оставляли изгоям путь для отступления, и те сопротивлялись вяло, предпочитая уходить. Так уже бывало прежде. Моэртал запирал противника на длинной, уходящей в далайн полосе мокрых оройхонов, а затем ждал, когда они перемрут, не выдержав безвылазного существования на мокром, или начинал наступление, стремясь побыстрее уничтожить врага. Впрочем, атаковал он лишь дважды и оба раза успеха не имел. Изгои, в свою очередь, искали слабое место в блокаде, стараясь вырваться и уйти. Правила этой кровавой игры были известны всем, и никто не мог предвидеть случившегося.
Однако, на этот раз кампания с первых же шагов пошла не так. Запертые изгои затаились и ни разу не попытались выйти наружу. Можно было подумать, что на узком мысе никого нет, но когда Моэртал выслал вперед одну из дюжин, цэрэги встретили такое сопротивление, что с трудом сумели отойти, потеряв двух человек. Оставалось ждать, и Моэртал выбрал этот, казалось бы самый безопасный путь. Но успеха не принес и он. В дело вмешался Ёроол-Гуй.
Сначала, когда Моэрталу донесли, что, судя по звукам, Многорукий напал на один из оройхонов с изгоями, одонт обрадовался. Но потом Ёроол-Гуй выкинулся на берег, занятый цэрэгами. И хотя все солдаты уцелели, но зато два поставленных на позиции ухэра оказались сброшены в далайн. Сутки Моэртал не находил от ярости места, проклиная все на свете. Сгоряча он отдал приказ немедленно атаковать противника. К счастью цэрэги не успели втянуться в бой, потому что взбесившийся владыка далайна обогнул мыс и напал с другой стороны, полностью лишив одонта тяжелой артиллерии. А если бы цэрэги успели выступить, то погибла бы и часть войска. Услыхав о таком счастье, Моэртал потерял на время дар речи и был уведен лекарем в алдан-шавар. И это было плохо, потому что целые сутки не пускали к одонту приползших со стороны изгоев шпионов. А известия, которые они принесли могли поднять с постели умирающего или, напротив, убить любого здоровяка.
Цэрэги наступали двумя рядами. Это был старый, проверенный строй. Хотя площадь, которую они прочесывали, оказывалась невелика, но зато к любому из воинов немедленно могла подойти помощь. И когда из-за тэсэгов с нестройными криками выбежало дюжины полторы изгоев, стражники не растерялись. Они стянулись ближе к поребрику и пошли навстречу противнику, хотя тех было больше. Обычно изгои бились бестолково, каждый сражался сам за себя, и цэрэгам легко удавалось рассеять их, но на этот раз бандиты действовали слаженно. Особенно на одном из флангов, где сражались двое совсем молодых парней, вооруженных хлыстами. С хлыстом хорошо нападать, хотя им трудно защищаться. Но такая пара, прикрывающая друг друга, оказывается неуязвима, подступа к ним нет, сбить их можно только из пращи или огненным боем. Один из цэрэгов, оказавшийся на пути, был убит сразу, второй пытался оказать сопротивление. Чтобы погасить ус парха коротким копьем, удержав свое оружие в руках, требовалось немалое искусство, и цэрэгу это удалось. С криком «Га-а!» — он прыгнул к врагу, зная, что на близком расстоянии хлыст бесполезен, но второй изгой подсек ему ноги. Хитиновые поножи выдержали удар, но цэрэг упал, успев еще заметить, как опускается ему на голову массивная рукоять хлыста.
Цэрэги, брошенные вперед озлобленным Моэрталом, отступили. Победители-изгои быстро раздели убитого. Ээтгон наклонился над вторым цэрэгом.
— Эге, да он жив!
Тонким шнурком Ээтгон стянул за спиной руки пленника, потом дунул ему в нос, приводя в чувство. Цэрэг поперхнулся и очумело замотал головой.
— Ну что, — спросил Ээтгон. — Понял, куда попал?
Пленник молчал, затравленно глядя на нож в руках изгоя. Подчиняясь неприметным движениям пальцев, на острие появлялась и исчезала черная точка ядовитого жала.
— Понял, — сказал Ээтгон, подождав несколько секунд. — Теперь давай разговаривать. Ухэры меня не интересуют, а вот где стоят ваши татацы и сколько их?
— Не буду я с тобой разговаривать, — хрипло произнес цэрэг.
При звуках его голоса Шооран, отошедший было в сторону, вздрогнул и подошел ближе. Перед ним сидел связанным бывший его сослуживец — Турчин. Ну конечно, кто еще умел так ловко обращаться с копьем?
— Бу-удешь… — протянул Ээтгон. — Заговоришь.
— Шел бы ты в свой шавар, — Турчин отвернулся.
Шооран понимал, что Турчин не настолько глуп, чтобы не сообразить, что с ним сейчас будет. Но Шоорану были известны и другие черты характера бывшего товарища, в частности, его упрямство или, если угодно, верность.
— Он ничего не скажет, — произнес Шооран. — Я знаю.
Турчин повернул голову. Лицо его исказилось.
— Ты?! — только и мог выговорить он.
— Как видишь — я, — ответил Шооран.
— Ты… ты предатель! — взорвался Турчин. — Тебя мало бросить в шавар! Тебя удавят волосяной петлей на глазах у всех! Тебя скормят зоггам!..
— Это будет не сейчас, — Шооран отвернулся, несколько секунд стоял неподвижно, потом наклонился к Турчину и перерезал веревку. — Иди, — сказал он, — и постарайся больше не попадаться. Второй раз не выкрутишься.
Турчин, не заставляя себя упрашивать, быстро поднялся и сначала пошел, потом побежал.
Ээтгон, молча наблюдавший эту сцену, привстал было с места, но вспомнив что-то, сел и, лишь когда цэрэг пропал среди тэсэгов, проворчал:
— Любишь ты… отпускать.
— Что делать, — ответил Шооран. — Иначе не умею.
Победители, оставив дозорных, пошли вглубь своих земель. Уходя, они слышали голос далайна: Многорукий искал цэрэгов. Изгои злобно просветлели лицами.
Шооран шел вместе со всеми, иногда ловя на себе косые взгляды Ээтгона. Так, вдвоем, словно приклеенные они ходили уже давно, хотя между ними не появилось даже намека на приятельство. Более того, Шооран постоянно ощущал глухую неприязнь, идущую от молодого изгоя. В этом не было ничего удивительного, люди часто испытывают подобные чувства к тем, кому они чем-либо обязаны. Объединяла их только привязанность к Чаарлаху, не менее странная, чем взаимная нелюбовь. То есть, с Ээтгоном в данном случае все было ясно: Чаарлах когда-то подобрал его больного, выходил, и потом они бродили по оройхонам вместе. А Шооран… возможно его тянуло к Чаарлаху просто потому, что сказочник тоже был не такой, как все.
Лагерь изгоев находился на скрещении поребриков, где сходились углами четыре оройхона. Один из них появился на свет совсем недавно, когда изгои уже были заперты здесь Моэрталом. Шум, поднявшийся в лагере, после появления земли, был немедленно и жестоко прекращен. Ээтгон зарубил двоих крикунов, причем одного убивал долго и мучительно, на глазах у привыкших ко всякому, но все же ужаснувшихся людей.
