Виталий Сертаков - Проклятие клана Топоров
— Зачем ты мне это говоришь? — насупился Даг.
— А ты сам подумай. — Неждан отвернулся к хозяину склада.
Локис появился вместе с Юхо и двумя работниками. Те вынесли под навес большие бронзовые весы с цепями и чашками.
— Начнем с коней, — предложил Юхо.
На потертом ковре работники открыли мешки и стали под счет перебрасывать из полного в пустой конскую упряжь. Даг лошадьми особо не увлекался, да и ездить верхом не любил, но, заглянув в мешок, увлекся не на шутку. Первоклассные кожаные ремни скреплялись бронзовыми оковками, серебряными гвоздиками и бубенцами.
— Узда — четыре дирхема. Стремена — по двадцать, да пряжки, да пятьсот дневных мер овса. Зачтено? — предложил Локис.
— Зачтено. — Неждан сделал пометку на дощечке. — Теперь зачтем тех женщин, что привозил тебе Юхо на ваш Змеиный праздник.
— Женщины хорошие, я их продал на юг, — кивнул литвин. — Как мы их зачтем? Серебром?
— Лучше гвоздями и скотиной. Но этого мало. Мы добавим серебра.
Юхо махнул своим. Казначей вывалил на чашу весов обломки церковной утвари и добавил полновесных германских монет.
— Хорошо. Вы знаете, какие сейчас цены? — Локис смотрел на покупателей совиным взглядом.
— Мы тебе верим, — широким жестом отмахнулся Неждан. Юхо едва заметно поморщился.
— Свиней берете? Тогда считаем… По четыре дирхема за штуку. Овца мясная — по шесть дирхемов, вол — по двадцать. Если нужны гвозди, возьмете у Одры, я сам с ним договорюсь…
Свистнул работника, шепнул ему пару слов. На глазах Дага совершилась очередная сделка без всякого зримого присутствия товара и средств платежа.
— Да, брат, — угадал его мысли Неждан. — Это одну селедку берешь, монетку рубишь. А за сто бочек расчет в другом. Тут таким горячим, как ты, не место.
— А зачем им столько весов?
— Как зачем? Серебро — то всюду почти одинаковое, да цена ему разная. К примеру, в Хедебю дадут за куницу эртог, а здесь уже вдвое больше. А в Бризанте, если довезешь, можно в двадцать раз больше сорвать. Вот и деньги разные ходят, даже у германцев марка серебра различно весит в ихних графствах…
Северянину стало скучно.
К вечеру три громадных повозки заполнились товаром. Отдельно пастухи гнали в Йомс стада скота и табун тонконогих коней. Повеселевшие казначеи возвращались с пустыми сундуками. От Дага не укрылось очевидное — больше всего крепость закупила оружия. Невзирая на то, что собственные кузницы Йомса гремели день и ночь, и руда подвозилась бесконечным потоком.
Темнил Волкан. Что — то грозное затевалось.
Глава тридцать третья,
в ней встречаются два когтя, обсуждаются семейные проблемы и сбывается худшее
— Неждан, сколько пива возьмем?
— Дык это… по ведру. Для начала.
Оба рассмеялись. Отправив в крепость Юхо с охраной, бывшие соплеменники словно забыли о разнице в положении. Корчма гудела. Казалось, стены вот — вот рухнут от хохота, звона бьющейся посуды и визгливой музыки. Хевдингу накрыли в тихом месте, повыше, за висящим до полу ковром. Снаружи казалось, что тут стена, а из — за ковра в щелочки можно было наблюдать за залом. Всю охрану, однако, Волкан не отпустил. Четверо лютых, тоже вроде как в отпуске, грызли жареного поросенка, запивая черным пивом. Но сидели они как раз с той стороны ковра, и к ним уже подбирались нетрезвые девицы.
— Поведай теперь, что там было, за Перуном?
Даг вздохнул. Вспоминать те минуты, когда его чуть не заманила чаща, не хотелось. Но Волкан смотрел пристально, строго, такого мощного союзника терять не хотелось. И он рассказал, почти ни в чем не схитрив. Про разговоры с волками конечно не признался. Но хитрого хевдинга было не провести.
Волкан улыбнулся, снял с шеи коготь, положил на выскобленный стол.
— Дай свой.
Впервые Даг добровольно доверил оберег матери незнакомому человеку. Впрочем, совсем незнакомым Волкана он назвать не мог. Каким — то внутренним чувством он признавал в хевдинге дальнего родича. Когти лежали рядом, потрескавшиеся, грязные и желтые, принадлежавшие забытому лесному змею Горыну.
— Тебя звали в лес?
Даг кивнул.
— Хотелось уйти?
— Да.
— Тьфу ты, ведовство черное, чур меня. — Неждан быстро поцеловал перстень.
— Там осталось много монет?
— Очень много.
— Я посмотрел на монеты, которые вы принесли. — Волкан отхлебнул, вытер пену с усов. — Там были деньги римских кейсаров.
— Это как? — захлопал глазами Даг.
— Деньги настоящих римских императоров, а не самозванцев, вроде Оттона. — Неждан залез в кошель, выложил на стол толстую золотую монету с полустершимся горбоносым профилем. — Глядите, это сестерций. Возможно, ему пятьсот лет. Или тысяча. Даг, ты понимаешь, что это значит?
— Клад очень древний.
— Верно, но это не клад. — Неждан потер переносицу. — Это божница, под которой русы прятали свои доходы. Волкан повел вас туда, потому что сам родом из тех мест. Огневики распахивали земли еще тогда, когда великий Один не потерял глаз! Они снаряжали струги, везли зерно и куницу на юг и продавали Риму. — Получали золото, но не знали, что с ним делать. Они дарили монеты Перуну и молили об урожайном годе.
— Так там… — Даг чуть не захлебнулся, — там лежат…
— Никому не говори, забудь, — перебил Волкан. — Слишком дорого нам обошлось это золото. Я не ожидал, что кто — то из наших еще жив.
— Из наших?
Волкан кивнул на когти.
— Я боялся, что погибли все. Это проклятие клана Топоров.
Даг снова кивнул.
— Моя мать… — Северянин преодолел комок в горле, — ты был с ней в родстве?
— Все мы в родстве, — хмурое лицо русича посветлело. — Мы не были родными братом и сестрой, но все по крови вышли из одного рода. Но не все… — Волкан замялся.
— Не у всех была волчья метка? — подсказал Даг.
— Не у всех. Мало у кого. У отца моего была… Я все равно никогда не верил, что моя бабка согрешила с волком. Сказки это глупые, человеку в жизни не лечь с волчицей и наоборот тоже… Давай еще выпьем!
Выпили. В корчме компания затянула песню.
— Хвалиться не хочу, нынче время тебя хвалить. Почитай, из трех сосен всю дружину вывел… молчи, дай досказать!
Грохнули кружками. Примчался мальчик, подхватил пустую посуду, принес горячего и еще по кружке.
— Может, больше такого не скажу, что сейчас, спьяну, — начал Волкан совершенно трезвым голосом. — Ты рад, что отца нашел? Доброе дело. Отец твой — воин великий, у нас таких богатырями звали. Богатырь — не тот, кто в плечах веревка, а кто духом силен, понимаешь? Пальнатоки духом крепок, я за него умирать пойду, коли так случится… но про нас он мало что ведает.
